Зажглась лампа. Через несколько минут дверь открылась, и вошел другой палестинец, Юсуф, на сей раз без оружия.

– Не двигайся, - твёрдо произнёс он.

– Я и не думал.

Юсуф принёс лохань с водой и поставил на стол.

– Вот тебе, умыться. Через полчаса будет завтрак.

И он ушёл. Сарваш последовал его совету. Конечно, он бы предпочел душ или ванную, но пришлось довольствоваться малым.

В обещанный срок в комнату вошла Нада с подносом в руках. Она ничего не сказала, не требовала оставаться на месте и не двигаться, просто подошла к столу и поставила завтрак. Сарваш невольно улыбнулся её наивности:

– Вы так спокойно входите в камеру опасного сионистского преступника, - заметил он.
– Не боитесь, вот так просто, без оружия?

– А что ты мне сделаешь?
– насмешливо поинтересовалась она.

– Не знаю, например, ударю вас и сбегу в дверь, которую вы не закрыли.

– Ну, во-первых, далеко ты не убежишь, а во-вторых, это скорее я тебя ударю, а не наоборот.

– Правда, ударите?

На лице Нады тут же пропало всякое веселье, и она серьезно произнесла:

– Я владею навыками рукопашного боя, и что-то подсказывает мне, что ты - нет.

Сарваш поднялся с кровати и медленными шагами направился к столу. Нада выжидающе смотрела на него, не двигаясь с места. Сарваш подошел совсем близко. Не показывать же, что он её боится её угроз - он ведь и вправду не боится.

– Не веришь, - все так же серьезно говорила она, - что я могу выкрутить тебе руки и ткнуть мордой в пол?

– В это верю, - охотно подтвердил Сарваш, - а в остальное нет.

– Какое ещё остальное?

– Что вас зовут Нада, что вы англичанка. Я оценил ваш марксистский юмор про вампира капитализма, но я не верю, что вы марксистка.

– Знаешь, парень, а ведь сейчас ты не в том положении, чтобы умничать.

– Мне просто скучно, - улыбнулся он, - только с вами здесь и можно поговорить.

– Нада!
– раздалось снаружи, - хватит трепаться, иди сюда!

Ничего не сказав Сарвашу, она повиновалась, и вышла прочь, закрыв за собой дверь.

Ицхак посмотрел на стол: каша, два ломтя хлеба с джемом, остывающий чай с молоком. Слишком нарочито по-английски. Если она принесла альвару еду, значит, точно ничего ещё не понимает.

Через полчаса Нада вернулась, видимо, чтобы забрать пустую посуду, и очень удивилась, что всё осталось нетронутым:

– Почему ничего не съел?

– Аппетита нет, - отвечал Сарваш, из другого конца комнаты, лежа на кровати.

– Ну, знаешь ли, - произнесла она, забирая поднос, - на лобстеров и шампанское денег нет.

И она ушла, даже не стала вступать в новую беседу, видимо Халид запретил всякие разговоры с пленником, чтобы она не прониклась к Сарвашу сочувствием.

Лампочка погасла. Однако даже для тюрьмы такие условия содержания весьма суровы. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем дверь открылась, и его вызвали на разговор. Револьвер на Сарваша больше не наставляли, но Халид и Мигель ясно дали понять, что оружие при них имеется. Снова его усадили на стул у стены, снова похитители обступили его.

– Сегодня мы звонили в Иерусалим, - объявил Халид.
– В Сохнут не признались, что знают тебя.

Сарваш пожал плечами:

– Я и не удивлен.

– Мы сказали, что убьём тебя, если они не выполнят наши требования.

– Если не секрет, какие?

– Сначала мы говорили... В общем, не важно, что было вначале. Сейчас мы ведём переговоры, чтобы обменять тебя на тринадцать наших товарищей в израильских тюрьмах. Мы дали Сохнут три дня на выполнение.

– Разумно, - кивнул Сарваш.
– Но, боюсь, для израильтян я так много не стою.

– Ты еврей, они вступятся за тебя

– Вряд ли. Евреи и израильтяне это разные народы, не во всех отношения дружественные.

– В каком смысле? Что значит разные?

– Это значит, что я не хожу в синагогу, не соблюдаю шабат, считаю Тору сборником легенд и преданий, а не исторической летописью древних иудеев. Я считаю, Талмуд административным кодексом, который может и был хорош для гетто, но не для целой страны. Я вообще не слышал, чтобы библейские археологи нашли в Палестине хоть какой-нибудь артефакт по своему профилю, кроме подделок. Для меня и Стена Плача лишь остаток стены оборонительной крепости XVI века. Мне не нужно, чтоб на месте мечети аль-Аксы построили Третий храм Соломона. Может, нацисты и нанесли удар по европейскому еврейству, зато сионисты как верные продолжатели расизма его добили. Идишланд умирает, на моем родном языке с каждым годом говорит всё меньше и меньше людей. Иврит был иудейской латынью, а из него девяносто лет назад придумали разговорный язык. Я его не знаю и не понимаю. Я гражданин Швейцарии и моя страна там, где я живу. Я не хочу уезжать в Израиль, израильтяне не мой народ. Они изобрели для себя собственный разговорный язык из богослужебного, свою историю из мифов, свою культуру, которая мне чужда. Я та отсохшая ветвь, как говорил Герцль, которая не нужна сионистам для построения утопического государства. Израиль - это новый Вавилон, где смешались народы и исчезли их родные языки и отсохли корни. Идеологи хотят создать там новое искусственное общество, внутри которого нет скреп. У такого государства нет будущего. И мне очень жаль, что народ Палестины пострадал от амбиций утопистов.