Шрифт:
Но говорить что-либо своему куратору было заведомо бесполезно. Это не штаб ВИРА, с Туми можно поспорить и договориться, а с Родериком ни то, ни другое не пройдёт.
Пришлось ехать на встречу с Халидом в Брюгге. Они увиделись в баре, но никто не спешил предаваться не самым приятным воспоминаниям о недавней совместной работе в Швейцарии. Говорить об этом было неудобно, да и не хотелось вовсе. Вместо этого Халид произнёс:
– У меня есть товарищ, и он планирует крупную акцию в одной европейской столице. Он набирает группу и предложил мне принять участие.
– Замечательно, - только и сказала Алекс, - принимай.
– Есть условие. Он приведёт в группу двоих доверенных ему бойцов, и я тоже двух. И я сразу подумал о тебе.
– Обо мне и ещё о ком?
– безрадостно спросила она.
– О Юсуфе.
– А что не о Мигеле?
– У него сейчас много дел в его антифашистской группе.
– Ну да, каудильо Франко сильно сдал, можно и разгуляться.
– К тому же, - добавил Халид, - по-моему, вы плохо поладили.
– Тогда ты мог пригласить Мигеля и Юсуфа.
– Мог бы, но не стал.
– Почему?
– Ты умеешь быстро принимать решения и действовать. Мой товарищ должен это оценить.
Всё ясно, видимо и тут придется кого-то быстро пристрелить. Как бы Алекс это не нравилось, но одна мысль о Родерике заставила её сказать:
– Хорошо. Куда ехать?
– В Швейцарию.
– Опять?
– поразилась она.
– Нет, теперь в Цюрих. Но сделаем крюк и поедем через итальянскую границу.
– Нет, Халид, мне это всё не нравится. Цюрих, конечно, не Базель, но швейцарская полиция везде одна и та же.
– И что? Разве кто-то знает нас в лицо? Тебя точно нет.
– А почему именно через Италию?
– Но не через Западную же Германию. Тебе там, наверняка не нужно появляться.
– Ну да, конечно.
Делать было нечего, пришлось соглашаться. Известив Родерика, куда направляется, Алекс получила заверение, что он поедет за ней следом, дабы незримо контролировать ситуацию.
По дороге Алекс с Халидом живо обсуждали новость последних дней - то, как ООН признала государственную идеологию Израиля, сионизм, разновидностью расовой дискриминации и апартеида.
– Наконец-то до них дошло, - заключил Халид.
– восемь лет прошло с начала оккупации Западного Берега и Газы и геноцида палестинцев на этих землях, а они только сейчас заметили, что что-то не так с сионистами.
– Лучше поздно, чем никогда, - возразила Алекс.
– Правильно проголосовали те семьдесят две страны. Сионизм это и есть расизм. Помню...
– Алекс замялась, поняв, что чуть не проговорилась о своем немолодом возрасте, - ...в общем, в тридцатые годы в Германии, когда нацисты выпустили те расистские законы о чистоте немецкой крови, первыми кто их поддержал, были сионисты. Они так и сказали, какие хорошие законы, благодаря им еврейский народ сохранит чистоту и своей крови, - и, припомнив о своем статусе полукровки второй степени, Алекс с чувством добавила, - сволочи фашистские. Теперь понятно, почему после нацистов выжили только сионисты, а не ребята из Бунда. Потому что фашист фашиста не обидит.
– Между прочим, - как бы невзначай произнёс Халид, - два года назад в ООН приняли другую резолюцию, о праве народов на борьбу против иностранного господства, колониализма и расистских режимов. Так что теперь пусть попробуют сказать, что мы не правы, когда боремся с Израилем.
Алекс кивнула. А ещё она подумала об ВИРА и борьбе с английскими колонистами на ирландской земле. Значит и их ООН благословляет...
Только проехав пропускной пункт близ Кьяссо и взяв путь на Цюрих, Алекс спросила:
– Так ты мне скажешь, кто твой товарищ?
– Его зовут Карлос, он уже несколько лет с Народным фронтом освобождения Палестины. Когда король Иордании устроил палестинцам "черный сентябрь", Карлос был там и воевал на стороне палестинцев.
– Похвально. Он тебе хотя бы намекнул, что задумал?
– Лучше тебе услышать это лично от него.
Прибыв в Цюрих и устроившись каждый в разных гостиницах, они в этот же день направились на встречу в отель Хилтон. Алекс кисло посмотрела на фасад роскошного здания, до боли знакомые огромные буквы, и прошла в фойе. Портье назвал номер, где их уже ждали. Халид вошёл первым.
Алекс не могла понять, зачем борцу за свободу Палестины такие роскошные апартаменты, но увидев Карлоса воочию, в мыслях проскользнуло лишь два слова "денди" и "пижон". Уверенность в себе сквозила в каждом его движении, привычка к красивой жизни читалась на лице, а улыбка в адрес Алекс говорила, что он любит и умеет нравиться женщинам. Сглаживали его великосветский образ только неуместные бакенбарды и усы. Кого-то он ей напоминал, но Алекс не могла понять кого именно. Ей ужасно хотелось спросить Халида, а не ошиблись ли они дверью, ибо человек, к которому они пришли, меньше всего походил на борца за свободу, если только не личную.