Шрифт:
– Послушайте, полковник, - начала Заза, - понятия не имею, о чём вы хотите говорить с Людеком, но задумали вы это зря.
Полковник Кристиан и сам знал, что это так, но что поделать, если он подневольный человек. И всё равно он не мог не спросить:
– А почему, можете пояснить?
– Потому что это Людек, местный князёк с придворной ведьмой. В Гипогее он и его поселение мало кому интересны. Этот городок так, лишь мелкий осколок из некогда целой вазы. У Людека слишком специфические представления о дипломатических переговорах. Он уже готовит вам такой список претензий, и я даже не представляю, что вы ему будете отвечать.
– Претензии? А можно поподробнее.
– Вот двадцать второго числа подробно и услышите, - ушла от ответа Заза.
– Я им, конечно, пыталась объяснить, что Фортвудс не ООН, чтобы за всё отвечать. Но что такое ООН там никто не знает и объяснять им бесполезно. Так что готовьтесь, на вас лично повесят все грехи человечества. И не забудьте про близнецов, над которыми экспериментировали. Людек хочет знать всё, что вы с ними сделали.
Полковник невольно вздохнул. Ни Лили Метц, ни Алекс Гольдхаген, если их действительно так зовут, Фортвудс до сих пор не нашёл, как ни пытался.
– Что вздыхаете, полковник Кристиан?
– даже не улыбнувшись, поинтересовалась Заза, - наломали дров и не знаете, как отвертеться?
– Мы даже не знаем, что сделали, потому что это была частная практика людей, которых давно нет в живых.
– Не завидую я вам, - заметила Заза.
– Людеку вы этого не объясните. Потому что на уши ему насела Амертат, а она ещё та сучка, всем любит портить жизнь. Лично мне всё равно, есть ли искусственно перерожденные альвары или нет, но вот Людек верит, что есть. Да, и ещё, он просил привести на встречу какую-то Меритсегер, хочет посмотреть, что вы с ней сделали.
– Ничего мы с ней не сделали. Она сейчас живет под надзором в Энфилде, осваивается, привыкает к городской жизни.
– Меня это не волнует. Пусть явится на глаза Людеку и скажет ему это лично.
– А он даёт гарантию, что не заберет её обратно под землю?
– Мне-то откуда знать? Я не Амертат, он передо мной о своих планах не отчитывается.
– Стало быть, вам нет никакого дела до самих переговоров, правильно я понимаю?
– Правильно. Я согласилась приехать к вам только по старому знакомству, больше чернокровые братья меня ни о чем не просили.
– А это ваше старое знакомство не предусматривает, что однажды вам предстоит вернуться в Гипогею в принудительном порядке?
Заза смотрела на полковника холодно и не мигая. Наконец, она произнесла:
– Не боюсь, потому что мне туда не нужно.
– Правда? А помнится, восемьдесят лет назад вы не хотели выбираться наружу. А сейчас, как я вижу, вы не бедствуете. Не многие альвары поверхности могут похвастаться достатком и красивой жизнью.
– Тогда пусть стараются лучше или уходят вниз, - безэмоционально заметила она, - там нет социальной несправедливости.
– Заза, мы очень много сил и старания вложили в обучение и оцивилизовывание Меритсегер. Нам просто будет жалко, если её утянут обратно на дно.
– Скажите это Людеку. Зачем говорите мне?
Осознав, что взывать к сочувствию Зазы бесполезно, полковник дал понять, что разговор окончен, чему та была несказанно рада и поспешила удалиться.
Подготовка к двадцать второму числу пошла с невиданной скоростью, что было удивительно, учитывая царившие в Фортвудсе нравы антитрудоголизма. Сам сэр Майлз на переговорах присутствовать не пожелал, что было с одной стороны странно, а с другой, поведению главы Фортвудса служащие уже давно отвыкли удивляться. Вместо себя он делегировал всех до единого глав отделов и служб, за исключением старшего тюремщика Рэмси, и то после трёх настойчивых просьб самого Рэмси, и библиотекаря, которого всё происходящее за пределами поместья никогда особо и не интересовало.
Заблаговременно арендовав транспорт и здание кафе, где имелся обширный зал как раз подходящий для переговоров, Фортвудс готовился к предстоящему мероприятию не без волнения и даже страха. Кто хотел, наперебой спрашивали Ника Пэлема, что их ждёт, кто такой Людек и Амертат, какие они из себя по складу ума и характеру. Бывшего в Под-Альпийской конфедерации Хеймана Грэя в живых уже не было. После возвращения он сильно изменился, стал непривычно нелюдимым, начал злоупотреблять алкоголем. Не прошло и года, как он наложил на себя руки, повесившись в ванной. Его вдова упрекала полковника Кристиана, что тот
оставил её мужа в опасности тогда, в Гипогее, от чего Хейман не смог психологически оправиться. Ник Пэлем как мог, пытался переубедить миссис Грэй, говорил, что тогда в опасности были все трое, но никаких возражений, она слушать не желала. Аргумент, что в голову Грэй ударило некое подобие шаровой молнии, её не только не заставил прислушаться, но и просто разозлил. Она засыпала сэра Майлза жалобами на полковника, который на её взгляд не досмотрел за Хейманом, на Джорджа Сессила, который отправил его в Гипогею, и это изрядно потрепало нервы обоим главам отделов.