В госпитале от медсестер Алистрина узнала, что во время бойни одну из машин скорой помощи остановил военный патруль. Солдаты арестовали всех медиков, а раненого забрали с собой в военный госпиталь, но привезли его туда уже мертвым - скорее всего, убили по дороге.

Ранение Шеймаса было тяжёлым, но он оставался в сознании. Алистрина просила докторов сказать ей правду - если необходимо купить нужные лекарства, она сделает всё, что нужно. Её успокаивали и призывали ждать.

– Я видел...
– шептал Шеймас, пытаясь сфокусировать на Алистрине подслеповатый взгляд, - в тебя попали.

– Не страшно, - говорила она, поглаживая его руку, - только поцарапало.

– Нет... я видел... у тебя совсем чёрная кровь...

Алистрина наклонилась к самому уху и успокаивающе прошептала:

– Тебе показалось. Ты спи. Я приду завтра. Каждый день буду приходить.

Вечером в штабе деррийской ячейки ВИРА командир был готов рвать и метать:

– Ты попросила, чтоб мы не совались на марш, вот мы и не совались. Довольна?! тринадцать гражданских убиты и четырнадцать ранены. Убили шестерых подростков, почти детей!

– С вами убитых было бы больше, - монотонным голосов произнесла Алистрина.

– Конечно больше, но с английской стороны. А так, ты знаешь, сколько из них убито?

Она прикурила уже третью сигарету и отрицательно кивнула.

– Ноль! И после этого эти собаки будут говорить, что среди демонстрантов были вооруженные люди. Да если б они были, то были бы и убитые солдаты. А так среди них даже раненых нет.
– Он снова обратил взгляд на мрачно сидящую в углу Алистрину.
– Я понять не могу, ты ранена или нет? Днём мне вообще сказали, что тебя убили.

– Надо отвечать, или по мне всё-таки заметно, что я живая?
– съязвила Алистрина и нервно закашлялась от дыма.

– Заметно, но не особо. Прекращай курить.

– Так надо, - произнесла она.

Командир продолжал и дальше плевался желчью в адрес англичан, бойцы согласно его слушали и то и дело вставляли свои замечания. А Алистрина продолжала курить и кашлять, пока не выплюнула в кулак свинцовую пулю. По счастью, никто этого не заметил.

– Солдаты расстреливали тех, кто шёл на помощь.
– Наконец Алистрина смогла вставить и свое замечание.
– Это такая армейская тактика, подстрелить вражеского солдата на открытой местности и ждать, когда на его крики придут сослуживцы, чтобы перестрелять и их. Это военная тактика, когда бои идут между двумя армиями. Двумя, а не военными и гражданскими.

Этот день стал вторым Кровавым Воскресеньем в её жизни. Первое состоялось в январе 1905 года в Петербурге. Ей было всего пять лет, когда она впервые увидела, как солдаты стреляют в людей, идущих с иконами, а молодчики забивают полицейских. Стало быть, картины насилия преследуют её с самого детства, насилие живёт с ней и в ней почти всю жизнь.

– Что задумалась?
– окликнул её командир, - как планируешь делать дальше? Что будешь делать?

Алистрина медленно повернула ноющую шею, чтоб посмотреть командиру в глаза.

– Я долго держалась, почти два с половиной года, когда ввели войска. Больше терпеть не могу. Никто больше не посмеет целиться мне в спину. Скажи где и когда, я приду и убью столько британских солдат, сколько ты мне скажешь.

По виду командира было заметно, что это холодное заявление напугало его:

– Сначала в себя приди, - мрачно заключил он.
– Мы с тобой потом поговорим.

На третий день в Дерри прошли похороны. А в Дублине все рабочие города не вышли на работу в знак траура. Сто тысяч человек вышли скорбеть на улицы. Они принесли к британскому посольству тринадцать гробов, обёрнутых чёрными флагами, а после напалмовыми бомбами сожгли посольство дотла.

Целый месяц, что Шеймас провёл в госпитале, от его постели не отходила мать, что приехала из Кулмора. Алистрину в палате она встречала сдержанно - слишком часто потенциальная, по её мнению, невестка отлучалась из города, слишком мало времени проводила рядом с её мальчиком. Как-то случайно Алистрина подслушала их разговор, стоя у дверей палаты:

– Мам, не говори глупостей, Алистрина остановила мне кровь, я помню, что она заслонила меня собой, когда стреляли. Как ты можешь её попрекать?

– Если она такая распрекрасная, то почему неделю здесь не появляется?

– У неё дела в Белфасте, - неохотно отвечал Шеймас.
– Я говорил тебе, она волонтёр двух комитетов и нашей ассоциации.

– Какие могут быть дела в Белфасте, пока ты здесь? Послушай меня, сын, материнское сердце меня не обманывает. Она ведь тебя не любит.

Шеймас ничего не ответил. Он ведь и сам прекрасно знал, что не любит, Алистрина никогда этого от него не скрывала. Зато она всегда нуждается в нём, это он прекрасно понимал.