— Знаю. Насмотрелся на вашего брата за четырнадцать лет. За версту узнаю.

— Ах, вот что! Еще один землячок, стало быть, выискался. Очень приятно, — галантно раскланялся Васька. — Вы что ж, позвольте спросить, опером или по части охраны служили? Или, может быть, из перековавшихся?

— Нет, я шофер.

— Водила! — Васька присвистнул. — Работяга и, скажите на милость, какой сознательный. Ну-ка, ну-ка, повернись в профиль. Первый раз непьющего колымского водилу вижу. А скажи-ка, за четырнадцать лет тебя ни разу не били?

— Бить пробовали, а вот битым быть не доводилось. — Александр Павлович взялся за ручку двери.

— Э, дорогуша! Куда же ты? — Васька схватил его за плечо и рывком повернул к себе. — Я, может быть, все-таки очень хочу знать, как это ты меня с поезда будешь ссаживать, подлая твоя…

И не договорил. Нестерпимая боль пронизала правую руку от плеча до локтя, и она повисла как плеть. В ту же секунду левая его рука оказалась за спиной, он был в полной Власти Щелкачева.

Александр Павлович открыл наружную дверь и подтолкнул Ваську на самый край площадки, так что его тело почти повисло в воздухе.

В лицо Ваське ударил холодный ветер. Внизу, совсем близко, угрожающе грохотали колеса. Земли не было видно, только чуть поодаль, рядом с вагоном, бежали желтые квадраты окон.

Животный страх овладел Васькиным существом. В груди похолодело, ноги обмякли и, если бы не сильные руки Щелкачева, он мешком свалился бы вниз, в темную ночь, туда, где угадывалась стремительно летящая земля.

— Теперь тебе все понятно, мокрица?

— П-по-н-нятно, — невнятно пробормотал Васька.

Щелкачев прислонил его к стенке тамбура. Васька был бледен, на лбу поблескивали капельки пота.

— Все понятно? — переспросил Щелкачев.

— Все, — тяжело дыша, сказал Васька. Лицо его исказила жалкая улыбка. — Как в ноте. Свободные договаривающиеся стороны пришли к соглашению.

— Вот видишь, по-хорошему всегда можно договориться, — усмехнулся Александр Павлович.

— Чистая работа. На ком это ты упражнялся, на медведях, что ли?

— Это к делу не относится. Хотя, по правде сказать, не думал, что после войны эта наука против своих пригодится. А впрочем, — Александр Павлович презрительно махнул рукой, — какой ты свой? Гвоздь в колесе, и только.

Оставив Ваську в тамбуре, Щелкачев вернулся в купе, молча сгреб со столика карты и швырнул их в открытое окно. Туда же последовала и бутылка с остатками водки. Взглянув на вытянувшиеся лица ребят, Александр Павлович расхохотался.

— Точка, ребята! Хватит! Хлестать водку и сражаться в «очко» даже колымчанам необязательно.

Сергей попытался возразить:

— Что мы, пьяницы? А так неудобно все-таки. Карты и вино товарища, а не наши…

— Ну, с товарищем этим мы уже договорились. Он самым сознательным оказался.

Васька появился только через час. Приглаживая пятерней мокрые волосы, он скосил глаза на пустой столик и понимающе кивнул головой.

— Ясненько. Санобработочку уже произвели. Разрешите вопросик? У меня на медицинскую тему. Если, скажем, человек случайно руку подвернул до невозможной терпимости, то это надолго?

— Покажи. — Щелкачев пощупал Васькину руку и сказал успокаивающе: — Ничего. Дня три-четыре покряхтишь, и пройдет. Следующий раз будешь осторожнее.

Григорий спросил участливо:

— Упал?

— Оступился вроде, — неохотно буркнул Васька и полез на верхнюю полку.

Утром Васька перебрался в другой вагон. Несколько раз потом ребята видели на стоянках его сутуловатую фигуру возле ларьков, среди прогуливающихся по перрону пассажиров.

Беседуя с Сергеем и Григорием, Александр Павлович не пытался опровергать Васькины истории. В применении ко вчерашнему дню Колымы многое в них было правдой.

Щелкачев рассказывал о других временах и других людях, и Колыма поворачивалась к ребятам своей чистой стороной.

Новая жизнь смотрела на них с фотографий, которые показывал им Александр Павлович. Вот ему вручают переходящий вымпел «Лучшему экипажу района». А вот он возле машины, с которой автокран сгружает гигантский ковш для виднеющейся среди холмистых отвалов драги. На одной поблескивают озорные глаза Саши Костылева, того самого, который прошлым летом выручил Александра Павловича. А еще на одной маленький Гришутка Щелкачев деловито крутит ручки огромного радиоприемника. Колонна автомобилей на горном перевале; Александр Павлович с девушкой-чукчанкой в национальном костюме и пожилым человеком в горняцкой форме на слете передовиков производства в Магадане; Мария Яковлевна в мужнином комбинезоне с лопатой в руках на работах по озеленению поселка; возле автомобиля, окруженный школьниками, Александр Павлович с указкой в руке…