Человек осторожно — сначала на спину, потом на бок — повернулся, и Сергей вздрогнул от неожиданности. Это был Василий Кротов, секретарь комсомольской организации участка.

Гримаса боли на его бледном лице сменилась едва приметной усмешкой.

— Очухался, герой. — Кротов уперся руками в койку, подтянулся и сел. — Непонятая натура! Только не знаю, как для кого, а для меня, например, очень даже понятно, что ты обыкновенный трус. Вот и вся твоя сложность. И с участка сбежал, потому что трус, и в больнице по трусости оказался. «Как я сюда попал, браток?», — передразнил он Сергея. — Очень просто попал: боишься в глаза ребятам посмотреть. Между прочим, тем самым ребятам, которые тебя, дурака, от смерти спасли.

— Спасли? — растерялся Сергей.

— Спасли. Нашли и спасли. Или ты и того не помнишь, что в старом бараке заночевать вздумал?

— Но кто? Как узнали?

— Узнали? Линию-то ты чинил. Стало быть, тебе известно, что есть такая штука — телефон. Вот по этому самому телефону девчата ночью разговаривали, и не знаю, каким уж там образом, на такую неинтересную тему, как твоя драгоценная особа, перешли. Вот и выяснилось, что тебя нет ни на участке, ни на прииске. А тут пурга… А насчет того, кто — так все те же. Бывший твой друг Полищук, Саркис, Костя, ну и еще…

— Значит, Катя тревогу подняла… — тихо сказал Сергей.

Больше он ничего не спрашивал. Молчал и Кротов. Лишь изредка тишину прерывал то вздох Сергея, то шелест страницы. Василий снова принялся за книгу.

Вдруг неясная, еще не осознанная до конца догадка пронизала царивший в мыслях Сергея хаос. Он беспокойно приподнялся на локте и спросил:

— А ты? Ты сам как сюда попал?

Не поворачивая головы, Василий ответил:

— Лыжная прогулка не удалась. Ногу повредил. Обидно, конечно, но нога — не голова, с ней проще, — назидательно добавил он и, помолчав, уточнил: — Позавчера это было.

И напрасно. Напрасно ты солгал, комсомольский секретарь Василий Кротов!

Из скромности или от большой человеческой гордости — все равно напрасно. Зря не сказал ты Сергею Сорокину, что ногу сломал сегодня ночью, когда ходил вместе с ребятами искать этого непутевого парня… Может быть, нужна была ему в ту минуту эта последняя капля, чтобы смятенные мысли приняли правильное направление…

Тихо открылась дверь, и в палату вошла сестра, веселая Клаша, неутомимая Клаша, «наша Клаша», как звали на прииске эту маленькую, энергичную девушку, неизменную закоперщицу веселых игр на клубных вечерах, запевалу и плясунью.

Просто удивительно как шла к Клаве ее звонкая фамилия — Жаворонкова. В ее облике было что-то похожее на птичку-невеличку: непокорный мальчишеский хохолок над маленьким гладким лбом, остренький, чуть-чуть, в самую меру, вздернутый носик. Широко открытые темные глаза придавали лицу выражение трогательной наивности и большой доброты.

От белоснежного халата и щедрой улыбки Клавы в палате стало еще светлее.

— Как себя чувствуют друзья-приятели? — весело спросила она и, не ожидая ответа, предупредила: — Все равно не обманете: вот они, контролеры.

Клава встряхнула градусник, сунула его под мышку Сергею, проделала ту же операцию с Василием и присела на единственный в палате стул.

— Новости все знаете? Хотя откуда вам знать, когда они самые последние? Так вот, во-первых, наш «девишник» поедет в Магадан, на областной фестиваль. — Речь шла о вокальном квинтете, в котором Клава принимала участие. — А во-вторых, — девушка торжествующе посмотрела на своих подопечных, — во-вторых, из районной газеты приехал Женя Тележкин и собирается писать очерк о том, как комсомольцы прииска «Морозный» спасли товарища…

Кротов не очень любезно прервал Клаву:

— Да что ты в одну кучу все смешала: фестиваль, Тележкин… Тоже мне, экстренный выпуск последних известий! Ты лучше скажи, где тут логика, что человеку с ушибленной ногой градусник суют? Лекари-пекари!

Клава отпарировала:

— Между прочим, у шибко нервных тоже температура поднимается.

Она взяла градусник у Сергея.

— Вот, пожалуйста. У одного героя тридцать восемь и шесть. Давай-ка твой.

Василий, прежде чем отдать градусник, глянул на него сам. Черные брови его удивленно взметнулись.

— Так, — протянула Клава, взглянув на термометр. — Выходит, «лекари-пекари» знают, что делают.

— Градусники ваши врут, — буркнул Кротов.

— А мне торопиться некуда. Могу другой поставить.

Василий махнул рукой.

— Шла бы ты, Клава, делом заниматься. Ты сама до болезни заговорить можешь.

— А у меня и дела-то только вы. Так что придется терпеть, — засмеялась девушка. — Сейчас будем умываться и завтракать.

Клава вышла.

— Повезло тебе, Сорокин, — насмешливо сказал Василий. — Вот и Тележкин приехал о твоих подвигах оды писать. Назовет свой очерк «Поединок с пургой» или «Один в тайге» — вот и слава на весь район.