Тем не менее Париж все еще держался. Норманны, поселившиеся в лагере вокруг Сен-Жермен-л'Оксерруа, строили осадные орудия, чтобы взять башню. Сначала они соорудили огромную машину, вызвавшую ужас у осажденных [242] и представлявшую собой не что иное, как тройной таран. Известно, что таран, который использовали еще греки, римляне и византийцы, «состоял из длинного бревна с железным наконечником на переднем торце, подвешенного горизонтально и находящегося в равновесии; сообщая этому деревянному предмету возвратно-поступательное движение, воины наносили Удары по внешней поверхности стен, чтобы обрушить их. Эти люди укрывались под кровлей, покрытой сырыми кожами, навозом или дерном, которая должна была как смягчать удары метательных снарядов, так и защищать от горючих веществ, которые лили осажденные. Вся машина целиком ставилась на катки или колеса, чтобы ее можно было подвозить к стенам. Таран атаковал ворота и быстро разбивал их» [243] . Норманны собрали из дубовых бревен три тарана под общей крышей; машина могла двигаться на шестнадцати колесах, она должна была вмещать шестьдесят воинов [244] . Уже было готово два тарана и шел к завершению третий, когда стрела, пущенная с башни, убила сразу обоих строителей. После их гибели эту огромную машину как будто забросили [245] : норманны отказались от нее, переключившись на другие приготовления. Они делали «кошки» — «деревянные галереи, крытые сырыми кожами, передвигавшиеся на катках» [246] и позволявшие работникам под прикрытием приближаться ко рвам, которые они засыпали, а потом к подножию стены, под которую они пытались сделать подкоп. Они изготавливали также мантелеты [247] — «плетенки, изогнутые полукругом и поставленные на три колеса, либо деревянные щиты, соединенные под прямым углом и тоже на трех колесах» [248] . Может быть, эти мантелеты тоже были обтянуты кожами животных; за ними могло укрываться по три-четыре воина. Норманны строили также катапульты. Они вострили, ковали стрелы, чинили щиты и подновляли старое оружие. Они работали без отдыха, даже по ночам, в течение двух месяцев.

Наконец, 31 января [249] они пошли на общий штурм; они разделились на три группы, и в то время как одна, самая многочисленная, вооруженная луками и стрелами, двинулась на башню и вся равнина ощетинилась вражескими мечами; две других атаковали мост на своих расписных кораблях, так что за их щитами стало не видно Сены. На Сите поднялось величайшее возбуждение; свинцовые пули из норманнских пращ сыпались туда градом; звучали трубы, колокола били набат. Вражеские катапульты осыпали камнями башню и башенки [250] моста. Норманнские корабли, построенные для перевозки воинов, а не для боя, конечно, плохо подходили для нападения на мост, который держался, но с трудом, потому что пострадать ему пришлось больше, чем башне. Вокруг нее кишела армия пехотинцев, защищенных широкой «черепахой» из расписных щитов, над которыми не поднималась ни одна голова. Сражались со всех сторон. Те из осаждавших, кто не мог добраться до неприятельских строений, стреляли издалека. Сначала франки как будто дрогнули, но это была лишь мимолетная слабость, они вновь воспрянули духом, и вскоре дрогнули уже норманны и начали оттаскивать к кораблям своих убитых и раненых; с наступлением вечера они отвели «кошки» и мантелеты, под прикрытием которых провели ночь, причем одни спали, а другие проделывали в «кошках» бойницы, через которые пускали стрелы в воинов, охранявших башню [251] . Среди франков самыми отважными были Гозлен, исцелившийся от своей раны, его племянник Эбль, Эд, выделявшийся меткостью в метании дротиков, а также его брат граф Роберт и графы Ренье, Эриланг и Уттон [252] .

1 февраля — новый штурм, и в то время как «черепаха» из щитов действовала у подножья башни, другие осаждающие старались засыпать рвы, чтобы к башне можно было подвести «кошки», мантелеты и тараны; Для этого они бросали во рвы землю, хворост, солому, траву, кусты, виноградные лозы, быков, коров, телят и, наконец, трупы пленных, убитых на глазах у парижан. За этими работами, предвещавшими приступ назавтра, они и провели день; на ночь они оставили вокруг башни многочисленную стражу. Потом, утром 2 февраля, они двинули три тарана, вероятно, те, которые были приготовлены для объединения под общей крышей; один они расположили так, чтобы он бил в башню с восточной стороны, второй — с северной, третий — с западной. Тогда франки вооружились тяжелыми бревнами, передний торец которых был снабжен железным острием, чтобы протыкать и ломать вражеские орудия [253] , ведь они тоже за два прошедших месяца не теряли времени. Они подготовили метательные орудия — возможно, как пишет Аббон, мангонно, конечно, примитивные по конструкции, или требюше, или камнемет [254] . Как бы то ни было, парижане разбивали мантелеты, галереи, щиты и поражали тех, кто укрывался за ними. Они убивали и защищались столь успешно, что противник не смог ни засыпать рвы, ни подвести свои тараны.

Тогда норманны предприняли другой прием: они нагрузили три больших лодки дровами и срезанными ветками, потом, протащив на веревке и отпустив, подожгли и толкнули к мосту, рассчитывая уничтожить деревянную часть настила и после этого без труда захватить башню, отрезанную таким образом от города. Они уже были уверены в успехе и издавали победные крики; парижане же опасались, что их самые храбрые защитники будут отрезаны от Сите и перебиты; пока они в мучительной тревоге взывали к святому Герману, брандеры уткнулись в каменные быки, выступавшие за пределы настила и, вероятно, образовавшие подобие волнореза. Горожане крайне спешно спустились к этим очагам, залили их водой и захватили лодки в качестве трофея; мост был спасен. Настала ночь, и норманны после целого дня, заполненного тщетными усилиями, ограничились тем, что выставили стражу у подножия башни.

3 февраля [255] рано утром они сняли осаду, не прекращая ради этого блокаду; они увезли к себе в лагерь орудия, оставив два тарана франкам, которые с радостью захватили этот новый трофей.

После этого Зигфрид [256] увел свои войска, во всяком случае на время. Часть норманнов, видимо, под его командованием, сев на своих коней, «более быстрых, чем птица», направились в восточные земли Франции, которые еще не опустошили [257] , а именно в направлении Реймса, тогда как другие остались в окрестностях Парижа; Фульк, архиепископ Реймсский, известил императора [258] , что от Парижа до Реймса ни одно место не защищено от язычников, ни одно жилище не находится в безопасности. Поэтому он укрепил город; он принял под укрытие его стен священников и монахов, бежавших со святыми реликвиями [259] .

Норманны, оставшиеся в окрестностях Парижа, не бездействовали: одни из них ворвались в резиденцию некоего графа Роберта, который был захвачен врасплох в одиночку и убит, дорого продав свою жизнь; ему на помощь поспешил племянник Адалельм, но ему оставалось только отомстить за своего дядю. Эд с высоты укреплений, где его окружал народ, видел [260] , как другие входили в опустевшее аббатство Сен-Жермен-де-Пре; Франки, которые не могли нападать на основные силы норманнской армии, набрасывались на отдельные шайки, пересекавшие Сену, чтобы грабить это аббатство, некогда столь богатое. Смелый гарнизон башни Малого моста творил чудеса: он совершил столько подвигов, что норманны, увидев в нападавших мстителей, которых вызвал разгневанный святой, больше не решались соваться на левый берег [261] .

Внезапно ночью 6 февраля [262] Сена, которая уже сильно поднялась и затопила берега, снесла Малый мост; южная башня и горстка храбрецов оказались в одиночестве, отрезанными от Сите. Узнав об этом, Гозлен послал им в подкрепление энергичных и смелых людей [263] , чтобы утром восстановить мост. Но прежде чем они успели что-либо сделать, норманны, как всегда хорошо осведомленные, выступили из своего лагеря в Сен-Жермен-л'Оксерруа, погрузили на паромы оружие, щиты и в большом количестве переправились через Сену; они осадили башню так, что никакая помощь из города не могла к ней подойти, и пошли на приступ. Сначала они обрушили на защитников башни град стрел и камней. С высоты стен Сите Гозлен, окруженный толпой жителей, наблюдал за боем. Все были в отчаянии, что не могут оказать поддержку своим братьям; они препоручали Богу эту дюжину смельчаков — ведь тех было всего двенадцать [264] , а врагов, которых они убили, намного больше. Норманны, утомленные их упорным сопротивлением, выбрали такую тактику: они толкнули к воротам телегу, нагруженную сеном и сухими материалами, и подожгли ее. Башня, сделанная из дерева, исчезла в клубах дыма. Франкские защитники отвязали своих соколов, опасаясь, как бы те не погибли, и выпустили в полет; потом они попытались погасить огонь, но им было нечем черпать из реки воду, поскольку они не ждали подобной атаки; у них был всего один жалкий сосуд, который они вскоре упустили. Пламя достигло верхушки башни; «она погибла от огня, а не от оружия» [265] , — пишет поэт в качестве утешения; ее защитники были вынуждены ее оставить и отступили на то, что осталось от рухнувшего моста. Там завязалась новая схватка: опять полетели стрелы, камни, и так продолжалось, пока не начало темнеть. Наконец, норманны, уставшие от боя, прибегли к хитрости: «Сдавайтесь, — закричали они двенадцати героям, — на наше честное слово, вам нечего бояться»; франки, побежденные огнем, изнемогавшие от усталости и ран, сдались, полагая, что их освободят за богатый выкуп. Но норманны, разъяренные их долгим сопротивлением, разными способами перебили их, бросили их тела в реку, а потом — это стало последним актом драмы — снесли то, что осталось от башни [266] .

После этого трагического эпизода осада продолжилась по-прежнему [267] ; однако многие осаждающие удалялись от Парижа, по крайней мере временно, и, чтобы нарушить однообразие осады и захватить добычу, предпринимали грабительские вылазки наподобие той, какую совершили на Реймс. Поскольку ближайшие окрестности Парижа были разграблены, норманны пошли дальше; они переправились через Сену и направились к Луаре, разоряя местность между обеими реками. Вскоре после 16 февраля (886 г.) [268] они напали на Шартр; этот город восстановил свои галло-римские укрепления [269] , за которыми укрылись монахи Сен-Шерона, взявшие с собой реликвии святого Вандриля и святого Ансберта; два воина графа Уддона [270] , которых звали Годфруа и Эд, успешно отстояли город; норманны понесли здесь большие потери. Под Ле-Маном, укрепленным в 869 г. [271] заботами Карла Лысого, они потерпели новое поражение; зато они взяли и разграбили Эврё [272] и окрестности.