"А может, правда слишком ужасна, чтобы ее раскрывать?"

Перевернувшись на бок, девочка уткнулась лицом в подушку. Помолотила по ней кулачком, представляя, что бьет ножом Мотму... легче от этого, правда, не стало. Она как была маленьким, беспомощным и окончательно запутавшимся ребенком, так им и осталась.

Исанн ненавидела себя за это. Она же гораздо умнее и взрослее своих сверстников - а значит, не должна вести себя как малявка. Была бы взрослой и умной - не хотела бы свернуться калачиком под одеялом и постыдно разреветься от страха и отчаяния. Ей следовало относиться ко всему спокойнее...

"К чему?! К тому, что моя мама пропала без вести? К тому, что мой папа мог... убить ее?"

Ведь мать этого боялась. Исанн помнила, как родители разругались когда-то, и она сказала...

" Я говорю как изменница? Якшаюсь с заговорщиками? Так что же ты медлишь? Делай свою проклятую работу! Что? Я несу чушь? Разве? Тебе ничего не стоит одним приказом лишить жизни сотню разумных - так чем я лучше?! "

"Это ничего не значит! Всего лишь очередная мамина истерика, только и всего. У нее сдавали нервы. Она была не в себе... иначе зачем ей нужно было ездить в больницу? И это успокоительное, которое она постоянно себе колола..."

Стоп. Больница? Успокоительное? Откуда она все это помнит? Или не помнит?

Исанн помотала головой. Чертовщина какая-то! Уже второй раз за день. В кафе случилось что-то подобное: будто ей показали очень яркую картинку и тут же убрали, прежде чем она успела толком что-либо рассмотреть. Только какие-то несвязные фрагменты в памяти и остались.

Девочка вцепилась в подушку зубами, сдерживая бессильный вой. Ее всю трясло, щеки лихорадочно горели, голова разболелась со страшной силой... наверное, она простудилась сегодня. Да, точно. Иначе почему в голову лезет весь этот бред?

Завтра ей наверняка станет лучше. Завтра она только посмеется над своими страхами и все забудет... забудет... ничего не было...

Исанн вздрогнула. Затаив дыхание, инстинктивно сжалась, прислушиваясь к тишине.

Наверное, у нее действительно жар. Не могла же она действительно слышать чужой голос? Тихий такой, будто доносящийся издалека...

"Все хорошо. Забудь об этом. Этого не было. Ты спала, и тебе приснился страшный сон. Все хорошо".

Может быть, Исанн просто убеждала сама себя. Но почему она слышала этот голос будто со стороны? Почему он был мужским? Да еще и казался смутно знакомым...

Но откуда? Что все это значит? И где отец? Почему его вечно нет дома именно тогда, когда он так нужен?!

У Исанн накопилось столько вопросов... и ей нужны были ответы. Какими бы они ни оказались. Пускай страшными - главное, чтоб честными. Ей надоело быть маленькой глупой девочкой, которой никогда не говорят правду. Неужели отец не может понять, что от лжи ей становится только хуже?!

А еще ей срочно требовалась таблетка от головной боли. Виски раскалывались, будто в них гвозди забили... но сил, чтобы встать и подойти к аптечке, не было. Страшно хотелось спать... но нельзя. Нужно было дождаться отца. Расспросить его обо всем...

Какое-то время девочка пыталась бороться со сном - но проиграла именно в тот момент, когда ей показалось, что еще чуть-чуть, и кусочки головоломки сами встанут на место. В памяти хороводом закружились события, казалось бы, напрочь забытые - но вскоре они перестали чем-либо отличаться от горячечных сновидений.

Вернее, кошмаров.

"Этого не было . Спи ".

* * *

Дела задержали Арманда еще на несколько часов. Домой он вернулся ближе к утру, уставший как собака: времена, когда он мог запросто работать по двое суток кряду, держась на кафе и энергетиках, безвозвратно ушли вместе с его молодостью. Сейчас ничто не могло порадовать его сильнее, чем возможность забыться сном и хотя бы ненадолго выбросить из головы проблемы галактического масштаба и сопутствующий ворох мелких неурядиц.

Вряд ли Арманд мог рассчитывать больше чем на пару-тройку часов. Кризис вступал в острейшую, безумнейшую свою фазу - самое время для припрятанных в рукавах козырей, грязнейших ударов и отчаянных ходов. Какая-нибудь неприятная неожиданность, сродни той, что он сам устроил мятежным сенаторам, могла свалиться на него и союзников в любой момент.

Не успел он об этом подумать, как с софы у дальней стены холла поднялся рослый, бритый наголо мужчина. Иргэм Джейс, телохранитель его дочери.