День был явно не мой. Чтобы не усугублять несчастья, забрался на сухую и проспал там до конца смены.

30 июля

Удивляюсь, как по–разному выглядят люди в робе и в чистом. Одним, например Андрюхе–горняку, роба идет — ладный чернолицый шахтер. В чистом же — пухленький паренек, похожий на вомбата. Зато Гриша–слесарь в робе выглядит полным олигофреном, а в чистом — солидный мужчина с баками. И так многие. Наверное поэтому на поверхности я не узнаю людей, к которым присмотрелся в шахте.

Коллеги рассказали анекдот.

Проходчики пробурили шпуры, зарядили их взрывчаткой, собрались палить. Тут появляется черт:

— Мужики, а чё вы тут делаете?

— Да вот, палить сейчас будем.

— А можно посмотреть?

— Смотри. Только поможешь потом зачистить и закрепить.

Все спрятались, черт стоит, смотрит. Взрыв, черта оглушило, ударило волной, потерял сознание. Что с ним делать? Выдали его на поверхность и бросили под терриконом. Очнулся черт ночью. Смотрит на террикон, на звездное небо.

— Ладно, зачистить помогу. Но крепить не буду!

15 августа

Нашел за затяжкой старый самоспасатель, забытый, видимо, еще прошлым поколением шахтеров. Тренировался включаться в него. Сделал глубокий вдох. Резким движением сорвал замок и крышку футляра. Быстро сунул в рот загубник. Одел носовой зажим. Выдохнул в самоспасатель.

Наблюдая за моими упражнениями, коллеги стали припоминать жуткие истории про пожары в шахте, когда находят трупы с пробитыми клеваком черепами. По технике безопасности спасатель всегда должен находится при себе. А многие их в лаву не берут, и если возникает пожар, между рабочими случаются порой битвы за спасатель.

Из наших горбатых спасатели в лаву не берет никто, оставляют их в нише. Так что если что — сдохнут все.

29 августа

Нищета одолела. Деньги не дают, и на горизонте замаячил призрак голода. Вкус чая давно забыли, пьем кипяток, как на фронте. Картошку покупаем по одному килограмму — только на суп. Сегодня на тормозок взял кусок хлеба, огурец и две груши. Коллеги весело рубали сало с толстыми мясными прослойками, а что не могли съесть, оставляли на потом.

Всё, конечно, относительно, и голодаем мы лишь по сравнению с теми, кто питается нормально. И нищими себя чувствуем только когда слышим о заработках других. Если ни с кем себя не сравнивать и получать хотя бы минимальную зарплату, то жить можно и здесь, на Украине. Но ведь всегда найдется гад, который ест слаще, получает больше, живет лучше и тем самым не дает тебе покоя.

Всю смену не было порожняка. Нас двое, а спальное место на сухой всего одно. Спали по очереди. Мне кажется, для начальства главное — загнать рабочих в шахту. А чем они там будут заниматься, уже не важно.

Хожу в паре с Саней Ш-ко по кличке Нос. Каждый день он либо пьян, либо с похмелья. Не берет с собой ни воды, ни сигарет, ни тормозок. У одного ухватит кусок хлеба, у другого — глоток воды, покурит с третьим. Нет, говорит, денег. Вынес полшахты, один причинил ей больше вреда, чем пожар и затопление вместе взятые. В 30 лет выглядит стариком — худой, изможденный, нос торчит.

4 сентября

Прибыл на свой коренной, принял из рук товарища еще теплые кнопки и сразу включился в работу. Вагоны бурились, товар сыпал мимо, из лавы орали: — Коренной! Запускай, ёб твою мать! Короче, поесть было некогда. Когда ГРОЗы порвали цепь, успокоились и притихли, я потянулся за тормозком. Аккуратный газетный сверток был на месте и даже форму не потерял. Только в углу маленькая дырка и внутри — пусто. Крысы сожрали мой тормозок, пока я давал добычь. Голодный и злой гонял их лопатой по нише. Сломал лопату, но ни одну не убил.

Коллеги крыс тоже недолюбливают. Это из–за них приходится съедать тормозок сразу по прибытии на рабочее место. Иначе найдут и выпотрошат, куда ни спрячь. Один хитрец решил их обмануть — на проволоке подвесил тормозок к раме. Крыса спустилась по проволоке и ела его, раскачиваясь как попугай на жердочке.

7 сентября

С напарником Носом ремонтировали течку (лоток, по которому товар ссыпается с конвейера в вагон). Забрались вагон, крутим гайки. Нос роняет ключ на дно вагона, в воду (там по щиколотку воды — течет из системы орошения), нагибается, шарит рукой по дну. Вдруг резко отдергивает руку, выражение лица обиженно–брезгливое, пальцы в человечьем дерьме:

— Бля–а–адь! Уроды! Сколько раз просил не срать в вагоны!

Пока я давился смехом, он отмывал руку в канавке. Ну а куда еще–то? На штреке холодно, дует. А вагон — самое удобное место.

Тот же Нос научил меня прикуривать, когда нет спичек. Привязал конец проволоки к раме, другим через обрывок газеты прикоснулся к троллее. Искры, брызги металла, газета вспыхнула — прикуривай

12 сентября

С бригадой алкашей монтажников послали меня в самое гиблое место — 3-ий бремсберг. Добирались туда полсмены. Коллеги с утра размялись самогоном, позавтракали, как они это называют; второй подход сделали, когда прибыли на место. Предлагали и мне — отказался. Я и без того невнимателен и неосторожен, а выпивши обязательно травмируюсь.