Шрифт:
Гильермо не ответил, четко уяснив для себя, что в разговоре с кардиналом не стоит обманываться сиюсекундными переменами в его настроении. Он лишь склонил голову ниже, стараясь уподобиться раскаявшемуся грешнику.
– Не обращайте внимания, брат, - вымолвил Морхауз.
– Иногда я бываю... чрезмерно резок и не сдержан. К сожалению, мне приходится видеть слишком много глупых и жестоких людей, с которыми приходится разговаривать на понятном им языке. Это ожесточает, поневоле. Теперь же вернемся к нашим насущным заботам.
Кардинал осторожно - по-настоящему аккуратно, стараясь не стронуть плашки - передвинул доску сеги подальше, на противоположный угол стола. Достал откуда-то из-под стола и поставил на гладкие черные доски два странных горшка.
Гильермо вспомнил, что под столом укрывался дорожный саквояж Морхауза. Видимо оттуда кардинал и достал горшки. Были они довольно странные - гладко-коричневые, глазированные, словно сплющенные сверху. Под глубоко утопленными крышками побрякивало, как будто внутри пересыпались мелкие камни.
– Я вижу, сложные восточные игры вам не в новинку. Это хорошо. Мы вернемся к вашим японским шахматам, но как-нибудь в другой раз. А теперь приобщимся к иному занятию, ab origine, с азов. Вы показали мне игру ассассина и разведчика. А я научу вас го. Это игра стратегов. Людей, которые меняют себя и мир.
Кардинал достал и разложил довольно большую деревянную доску, расчерченную клетками. Отчасти игровое поле было похоже на то, что использовалась для сеги, только не прямоугольное, а квадратное. Доска даже на беглый взгляд казалась очень дорогой - полированная, переливающаяся перламутровыми отблесками благородного дерева, покрытая тонким слоем идеально прозрачного лака.
– Забавно, что в одном месте и в одно время сошлись два человека со столь экзотическими увлечениями, - сообщил Морхауз.
– Истинно говорю, это промысел Божий и грешно было бы ему противиться. Правила го крайне просты, однако вы увидите, что эта игра неисчерпаема, как любовь Господня.
– Боюсь, я не сумею, - растерянно проговорил Гильермо, нервно хрустя суставами, будто ломал пальцы.
– Я плохо познаю новое и бываю рассеян.
– Gutta cavat lapidem, капля долбит камень, - обнадежил его кардинал, и в тоне князя монах ясно прочитал отнюдь не просьбу.
– Мне крайне трудно найти достойного партнера и думаю, что вы сможете стать сильным ...
Кардинал сделал короткую паузу, открывая горшки. В них на самом деле оказались камни - белые и черные, маленькие, гладкие, похожие на большие пуговицы или медицинские пилюли.
– Врагом?
– спросил монах.
– Соперником, - уточнил кардинал, и хотя холодок в его голосе был едва ощутим, Гильермо почувствовал озноб.
– Приступим.
____________________________
– Есть в этом что-то от притчи, - хрипловато сообщил слепой отшельник.
– Старая добрая moralit'e давних времен. Ландскнехт, монах и ... хм, солдат?
– Нет, я думаю, скорее подмастерье, - сказал пришелец, немного изменив позу, для большего удобства.
– На тот момент.
– Отлично, - искренне восхитился слепец.
– Ландскнехт, подмастерье и монах. Дальше по традиции их должны ждать встреча и обмен назидательными историями. Или даже совместные приключения.
Невидимый гость усмехнулся. Безрадостно, горько. Впрочем, его голос не изменился.
– Их ждали и встреча, и назидательные истории, и приключения. Более того, они даже вполне канонично встретились со Смертью. Но это было после. Один день отметил и связал их судьбы, но в единую нить означенные судьбы сплелись позже, гораздо позже.
– И что же было дальше?
– старик тоже сел удобнее, дав отдых незаметно затекшей ноге.
– Дальше?
– Дальше...
Пришелец сделал длинную паузу, дыхание его стало глубже и одновременно прерывистее. Отшельник терпеливо ждал, пока человек во тьме приведет в порядок свои воспоминания, выстроит их по ранжиру и позволит стать чужим достоянием.
– Далее минуло три года
Часть вторая
Неисповедимыми путями
Глава 4
Солнце клонилось к горизонту. Последние лучи окрашивали сухую равнину багровыми отблесками, отражающимися от скалистых вершин. Дневной зной сменился освежающим ветерком, который обещал покой и прохладу. Впрочем, обещал коварно - человек уже знал, что довольно скоро приятная прохлада сменится ночным холодом. Знал на собственном печальном опыте.
Американский BAR - не слишком удобный костыль, однако другого все равно под рукой не имелось. С трудом опираясь на импровизированную подпорку, мучительно кривясь от боли, человек прошел еще с десяток шагов. И понял, что больше не может, надо хоть чуть-чуть отдохнуть. Он попробовал осторожно сесть, однако нога подвернулась, и беглец свалился мешком. Винтовка еще и больно ударила по скуле.