Мой желудок скрутило в узел.

— Возможно, нам следует поговорить о романе, — предложила я.

Но они продолжали задавать мне вопросы. Вопросы, на которые у меня не было ответов. Вопросы, на которые я не хотела отвечать. Вечер тянулся и тянулся, и все это ощущалось, как медленная пытка. Когда вечер, наконец, подошел к концу, я не могла быть более счастливой.

— Ну, до встречи, дамы! — громко проговорила Сьюзан, помахав рукой Эмме и мне, когда мы покидали ее дом. — Помните, в течение двух недель вы должны прочитать «Пятьдесят оттенков серого»! И приносите свои заметки!

Я помахала всем на прощание. За весь вечер мы не сказали ни одного слова о «Маленьких женщинах», но я чувствовала себя чрезвычайно униженной этими женщинами.

23 августа.

Для большинства людей это просто дата, но для меня — это намного больше.

День рождения Стивена.

Один из важных дней нашей прошлой жизни.

Воспоминания о таких важных моментах должны были помочь мне чувствовать себя лучше. Так как именно маленькие воспоминания делали мне больнее.

Я прислонилась к дереву в своем дворе и посмотрела вверх на яркое небо, лучи солнца сияли над головой. Эмма играла с Зевсом в небольшом пластиковом бассейне, который я купила ей. Тристан работал где-то за пределами своего сарая, создавая обеденный стол.

Неожиданно мимо меня промелькнуло нечто белое. Маленькое перышко, часть моей души. На мои плечи словно свалилось огромное, подавляющее чувство потери. Мое сердце отчаянно стучало в груди, в то время как воспоминания о Стивене затопили меня, душа и убивая меня. Я не могла дышать, когда сама несколько раз ударила себя и скользнула вниз по стволу дерева, мое тело бесконтрольно тряслось

— Мне жаль, — прорыдала я самой себе. Стивену. — Мне очень жаль, что я не смогла... — выла я, закрыв глаза.

Две руки опустились на мои плечи, и я подпрыгнула от испуга.

— Шшш, это я, Элизабет, — прошептал Тристан, падая на землю и оборачивая руки вокруг меня. — Я держу тебя.

Я потянула за его рубашку, прижимая свое тело к нему, ощущая, как его одежда пропитывается моими слезами.

— Я не смогла спасти его, не смогла спасти его, — рыдала я в его рубашку. — Он был моим миром, и я не смогла его спасти. Он боролся за меня и… — я не могла больше говорить. Не могла заставить свои скомканные мысли покинуть мое захлебывающееся сердце.

— Шшш, Элизабет. Я держу тебя. Я держу тебя, — его голос успокаивал меня, когда я разбивалась на осколки. Это была моя первая истерика за довольно длительное время. Я прижималась к нему, молча умоляя его не отпускать меня.

Тристан прижал меня еще крепче.

Затем я почувствовала две крошечные ручки, обернувшиеся вокруг меня, и Эмма потянула меня ближе к себе.

— Мне так жаль, детка, — прошептала я, дрожа всем телом напротив Тристана и моей малышки. — Маме так жаль.

— Все хорошо, мама, — пообещала она. — Все в порядке.

Но она неправа.

Все не в порядке.

И я не уверена, что когда-либо будет.

В ту ночь начался дождь. Какое-то время я сидела в своей пижаме, просто наблюдая за потоком капель, с силой ударяющихся об землю. Я плакала вместе с дождем, не в состоянии сдержать себя. Эмма спала в другой комнате, Тристан разрешил Зевсу остаться с ней на ночь.

«Заставь это остановиться», — молила я свое сердце.

«Заставь боль исчезнуть», — просила я.

Я вылезла из своего окна и подошла к окну Тристана. Я промокла в течение нескольких секунд, но мне было все равно. Я легонько постучала в его окно, и он подошел, без рубашки, и посмотрел на меня. Руками он схватился за край подоконника, демонстрируя их силу.

 — Не сегодня, — сказал он низким голосом, качая головой. — Иди домой, Элизабет.

Мои глаза все еще горели от слез. Мое сердце все еще болело от тоски.

— Сегодня, — упрямо прошептала я.

— Нет.

Схватившись пальцами за завязки, удерживающие мою пижаму, я развязала ее, сбросив ткань на землю, и осталась стоять под дождем только в бюстгальтере и трусиках.

— Да.

— Иисус Христос, — пробормотал он, поднимая свое окно. — Забирайся внутрь.

Я сделала, как он сказал. Лужа воды растеклась вокруг моих ног, и я задрожала от холода. От боли.

— Спроси меня, как я хочу этого сегодня.

— Нет, — его голос был суровый, и он не смотрел мне в глаза.

— Я хочу, чтобы это было так, будто ты любишь меня.

— Элизабет…

— Ты можешь сделать это жестко, если хочешь.

— Остановись.

— Посмотри на меня, Тристан.