– ... само собою, да? Взяло и рассосалось?

– Ваше королевское вели...

– Завязывай, волшбарь! Корове хвост ты уже открутил, сейчас уже быку мочалишь. И не хвост, а кой чего иное! Из этого вашего Круга прискакал специалист, пару дней тут побродил, потом его еле живого сюда приволокли и ты ко мне, сияя как эмалированной ночной горшок, немедля прихромал и доложил что сглаз эльфийский того! Вот так сразу! А подробностей, дескать, нет, колдунства секретные!

– Ваше величество, позволю себе....

Монарх бушевал еще с минуту, прежде чем Эскер отключился.

По включению Исхерад Третий в дискуссии участия не принимал. Эстафету приняла лучшая половина.

– Я, мэтр Актуриус, удивлена. Одновременно приятно и не особенно. Проклятье ликвидировано, господин Эскер ан Ауритус без чувств приносят не на постоялый двор и даже не под наши, безусловно венценосные, очи, а отчего-то сюда, в лачугу травницы из деревни... как-там? Подсолнухи?

– Лопухи, ваше величество. Я...

– Вы, мэтр, вы. В чем же была причина? Как проклятье удалось снять? Причем тут некромантия? И не надо пучить зенки Сорриниус и перхать. Я в курсе.

– Ваше... мнэ...

– Признаю, не особенно по-королевски выражаюсь. Извините мэтр. Но без подробностей отсюда уходить не собираюсь. Так вот...

Тьма вновь пришла к Эскеру.

И вновь отступила.

– ... дознаватель третьей категории, Ксана и не надо изображать из себя полоумную бабку. Магия тут повсюду, струится из всех щелей, пронизывает от халупы до сада.

– Как скажешь, Анека.

– Вот так просто? Даже без "вашего величества".

– Без. Тебе оно надо, твое величество?

– Как домовому телескоп. Кто его от развалин сюда тащил?

– Сепек и Рокос. Лесничие.

– Им-то что известно?

– Ровным счетом столько же, сколько и тебе, величество.

– То есть практически нихрена. Мда, опять не по-королевски.

– Зато доходчиво.

– Мы вернемся к вопросу... позже. А что с ним?

– Будет все в порядке.

– Вы... знакомы?

– Некоторым образом.

Эскер расхохотался, раскашлялся, подавившись своевременно попавшим в рот компрессом . А потом отвлекшаяся было на постороннее уже знакомая ему тьма снова накрыла дознавателя плотным жарким покрывалом.

***

– Тебя лишат звания , сана . Привил егий. Запретят преподавать, аннулируют доступ к архивам. Решили, что именно там ты научилась... Ну, тому, что сделала.

– Понимаю. Верно, кстати, решили. Что еще, Ивасик? Ой, прости, виновата. Что еще, Актуриус Сорриниус де Сервантес, архимаг его малолетнего величества?

– Не юродствуй, Ксана. Не нужно.

– Ксана... Ха! Я вот однажды придумала как похитровыверней прозваться, знаешь? Стала Селентией Фюьюргинльдой ан Муслакс или как-то так. Что бы при одной попытке эдакое выговорить, язык в узелки сплетался. Помнится, выдержала, сколько смогла. Но таперича Ксанкой останусь с концами. Продолжу волдыри сводить, у буренок бесплодие лечить. Чем не служба?

– Ксана, я сделал все что мог. Учитывая талант и способности, а стало быть опасность которую представляешь, тебе ведь...

– Не оправдывайся. Что думаешь, не понимаю? Думаешь, не благодарна? Сама разумею, что за исход получить могла, какой вердикт Круг вынес, кабы не ты.

– Кабы не я.

– Что с крольчонком?

– Все хорошо. Видать, все выплакал. Ничего не помнит. Ну, о том, что было. И о тебе...

– Это хорошо.

– Знаешь ведь, не удержится на нем твой заговор. Медленно, но верно, выветрится. Тогда вернется все. Мальчонка умелый, таланта немалого. Рано или поздно...

– Рано или поздно.

***

Вечер подполз крадучись, слизав с неба облака и навесив вместо кучерявых клубков колючие блестяшки звезд. Чуть позже, запоздав, проклюнулась бледная луна, непропеченной оладьей зависнув над избушкой. В избушке пекли сдобу, щедро сдобренную корицей. У окна стоял видавший много лучшие вилы немолодой мерин, стоически пожевывая крыжовник.