– Конечно же, мне все равно, - поспешно сказала Лариса Васильевна.
– Куда сложить одежду?

*

– Что-то серьезное?
– Лариса Васильевна от волнения вся покрылась мурашками.

– Как любил повторять мой покойный учитель, нравоучительно произнес Борзов, - в больнице не говорят о здоровье. Решающее слово за анализами, то есть за Сергеем Модестовичем. Тоже, смею вас уверить, интереснейшая личность наш Сергей Модестович...
– Борзов с фонариком копошился между ног Ларисы Васильевны.
– Потомственный дворянин, кадетский корпус, красавец офицер, соблазнитель, дуэлянт... Однажды, отлучившись с маневров, находит приют в краковском борделе. Юные прелестницы, вино и прочие удовольствия - и все бы хорошо, но спустя три дня обнаружилась "дурная болезня".
– Борзов лукаво глянул на Ларису Васильевну.
– Так состоялось наше знакомство. Я излечиваю гусара, напутствую и прощаюсь...
– Борзов выдержал театральную паузу.
– Минула неделя, приходит мой Сергей Модестович в слезах и сообщает, что подал в отставку и желает работать со мной плечом к плечу. И вот уж скоро семьдесят лет, как Сергей Модестович беззаветно отдает все силы благородному делу борьбы с венерическими хворями...

За ширмой послышался шорох, визгнул стул и звякнуло что-то металлическое

– Сергей Модестович, просим вас, - Борзов подмигнул Ларисе Васильевне, - стесняется, как мальчишка... Сергей Модестович, просим!

Анна Гавриловна, до этого строчившая за Борзовым, отложила перо и зааплодировала. Из-за ширмы выпорхнул Сергей Модестович в гусарском мундирчике. Покрасовавшись перед Ларисой Васильевной, он гусиным шагом скрылся за ширмой.

Борзов выключил фонарик и отчетливо продиктовал Анне Гавриловне:

– Она побледнела, и крупные капли пота выступили у нее на лице: "Доктор, неужели сифилис? Но откуда?!"

У Ларисы Васильевны подломились ноги.

– Я не ослышалась, вы сказали "сифилис"?!

– Никаких сомнений, - сверкнул стеклами Борзов, результаты анализов следует ожидать резко положительными.

Анна Гавриловна презрительно скривилась с видом: "Я так и знала", а Борзов, напротив, спросил с утрированным участием:

– Ну-с, голубушка, поведайте, что за негодяй коснулся вашего... м-м-м... девичества?
– и более тихим голосом пояснил внимающей Анне Гавриловне: - Спрашивать надо, соблюдая необходимые такт и осторожность, дабы неловкой фразой не оскорбить, не унизить страждущего, - и у той брезгливое выражение лица в ту же секунду сменилось сочувственной гримасой.

Лариса Васильевна подумала, что нуждается в нашатыре.

– Мнухин Андрей Андреевич, - прошептала она

– Какой контакт между вами происходил?
– настойчиво спросил Борзов.

– Что за наказание!
– Лариса Васильевна горестно всплеснула руками.

– Вот уже и неудовольствие выказываем.
– Всякое сочувствие покинуло гнусавую Анну Гавриловну.
– Думаете, профессор интересуется из праздного любопытства?.. Профессора интересует, как именно вы были близки!

– Орально, - мышиным шепотом созналась Лариса Васильевна, но меня вынудили, угрожали уволить...

– Слышать не желаю!
– Анна Гавриловна демонстративно заткнула уши.
– Вы пытаетесь укрыться под маской порядочной женщины, но по существу являетесь типичным примером аморального человека! В состоянии опьянения - не отпирайтесь!
– вы не побрезговали вкусить запретного плода, а придя в себя после пьяного угара, намереваетесь оправдаться мнимым насилием над подвыпившей женщиной!

Борзов страдальчески поднял брови:

– Сергей Модестович, не сочтите за труд, разыщите Мнухина. Он нуждается в немедленном осмотре!

Сергей Модестович, как истукан стоявший за ширмой, ретиво полетел исполнять веление Борзова.

В кабинете повисла тягостная пауза. Борзов ходил взадвперед и теребил ус.

– Некоторые как рассуждают: побеждены, мол, венерические болезни, а разговорчики о них вызывают только нездоровый интерес молодежи к вопросам половой жизни. Это чистой воды лицемерие и ханжество, - Борзов подлил чернил неутомимо стенографирующей @нне Гавриловне.
– Сколько трудов написано о пользе аскетизма намного больше, чем о вреде последнего. И все прахом. А ведь при воздержании человек ощущает огромный прилив сил, возрастает продуктивность труда, и, наоборот, кроме моральной опустошенности, потери интереса к окружающему, половая жизнь ничего не дает. Правильно в народе говорят: "Половая жизнь, развращенность и цинизм в одном поле растут".

Сергей Модестович ввел в кабинет злого, упирающегося Мнухина.

– Я буду жаловаться! Я доберусь до высших инстанций, я от вас не оставлю камня на камне!
– Мнухин скинул ботинки, снял носки, зашнуровался и надел носки на руки.
– Чтоб заразы не нахвататься!
– дерзко пояснил он.

– Как вам будет угодно, любезный Андрей Андреевич, - начал вкрадчиво Борзов.
– У нас есть предположение, что вы являетесь носителем инфекции, именуемой "сифилис".

– Сифилис?! Какая гадость! Уж лучше рак или простатит!
– с пафосом вскричал Мнухин, скрестив на груди руки в носках и выпятив губу.

– Лариса Васильевна предполагает, что заразилась именно от вас, - продолжал Борзов.

Бедная Лариса Васильевна дрожала, ни жива ни мертва, прикрыв лобок ладонями. Мнухин даже не удостоил ее взглядом.

– Более того, Андрей Андреевич, - заключил Борзов, - Лариса Васильевна открылась, что вы принудили ее...

Мнухин исполнился фальшивого достоинства:

– Она лжет, негодяйка такая!

– Сергей Модестович!
– молодецки крикнул Борзов. Займитесь Андрей Андреичем! Препоручаю его на ваше усмотрение.