Мнухин, сопровождаемый Сергеем Модестовичем, с гордо поднятой головой удалился за ширму.

Все, что там происходило, Лариса Васильевна видела так, будто находилась в театре теней. Мнухин пару раз возмущенно сказал:

– Я не обязан отчитываться!
– ойкнул: - Коновал!

Потом Сергей Модестович бросил в лоток какой-то инструмент и устало пробасил:

– Акимовна! Готовь бужи!

Приковыляла нянька, толкая перед собой тележку. На салфетках лежали острые спицы различных калибров.

– Отлично!
– Тень Сергея Модестовича взяла неправдоподобно увеличившийся буж. Другой рукой Сергей Модестович обхватил так же оптически увеличенный член Мнухина и медленно вкрутил туда буж, с пристрастием спрашивая: - Ссильничали секретаршу, Андрей Андреич?

– Знать ничего не знаю, - прошипел Мнухин.

Сергей Модестович сменил буж.

– Ссильничал?!

Мнухин терпел, как партизан, и тихо матерился. На третьем буже он сорвался:

– Да, да, ну и что тут такого?! Она сама хотела!

Сергей Модестович, схожий с тореадором, выглянул из-за ширмы.

– Андрей Андреич в насилии сознаются!

– Правда восторжествовала!
– Борзов ободряюще посмотрел на Ларису Васильевну.

– Это первое, - заключил Сергей Модестович, - а второе - у нашего Анри Андреича сифилиса не обнаружено.

– Поздравляем, легко отделались, - сказал Борзов.

– Малой кровью, - усмехаясь, подтвердил Сергей Модестович.

– Камня на камне не оставлю!
– Мнухин подтянул носки и уничтожающе оглядел Ларису Васильевну.
– Уволю! Завтра же!
– и вышел, шарахнув дверью.

*

– Хотелось бы ляпнуть: "Подыхай, развратная баба!", но эмоции врача не должны брать верх над его разумом, - невесело диктовал Борзов.

Лариса Васильевна не знала, куда глаза девать.

– Голубушка, вам придется рассказать нам все, - сказал наконец Борзов, - думаю, что уместно напомнить об уголовной ответственности за преступное укрывательство фактов.

– Я клянусь, что за последние полгода ни с кем не вступала в половые контакты, кроме Мнухина, - вытянувшись в струнку, отчеканила Лариса Васильевна.

– Не брешешь?
– спросил Борзов с каким-то деревенским простодушием.
– А то у меня сердце схватило... Инфаркт, не дай бог. Вот помру - что станет с пасекой в Лихтовке? Пропадут мои пчелки... Ведь такие разумные твари, диву даешься!

Борзов как-то сразу подряхлел и растерял профессорский лоск.

– Я ведь в селе-то родился, пастушил мальцом, гусей пас, мамку с папкой уважал... Кабы не мед-прополис, давно там был бы.
– Он многозначительно потыкал пальцем в потолок.
– До чего в деревне хорошо: сидишь в глубине цветущего сада, пьешь душистый крепкий чай, на столе шумит старинный самовар, и Анна Гавриловна пироги подает...
– Борзов словно отмахнулся от восхитительного видения. Анна Гавриловна и Сергей Модестович в это время слезно умилялись.

– Читать любите?
– Неожиданно опростившийся Борзов осторожно плел туман из всяких "таперя", "кубыть", "дюже", и Ларисе Васильевне померещилась чужая, книжная любовь, хрященосый казак, казачка в стогу, вихри враждебные, выстрелы и река, величавая, как ртуть...

– Отчего же, голубушка, ваш выбор пал на "Тихий Дон"?

– Чем плох Шолохов?
– удивилась Лариса Васильевна.

– Какая художественная неразборчивость, - прошипела Анна Гавриловна.

– И беспечность, - добавил Борзов.
– Анна Гавриловна, принесите экземплярчик издания...

Борзов пролистал половину тома, потом, ведя пальцем по странице сверху вниз, прочел вслух:

– "Дарья криво улыбнулась и впервые за разговор подняла полышущие огнем глаза: - У меня сифилис. Это от какого не вылечиваются, от какого носы проваливаются".

– Нет сомнений, - Борзов торжествующе захлопнул книгу, вы, голубушка, заразились от печатного слова! Редкий, конечно, случай. На моей памяти двенадцатый...

*

– Без паники! Только лечиться! Иного способа нет.
– Борзов говорил уверенно и спокойно.

– Быть такого не может!
– всхлипывала Лариса Васильевна.

– Вам сегодня же следует лечь в больницу. Госпитализация зараженных особо опасными формами сифилиса производится немедленно, в течение двадцати четырех часов. Таковы непреклонные, жесткие требования, принятые в нашей стране. Начало лечения - обязательно в условиях стационара.

– Значит, сегодня?
– с тоской вскричала Лариса Васильевна. Она всегда болела дома и поэтому отчаянно трусила.

– Да, голубушка. Возьмите все необходимые вещи - и сразу сюда. Мы составим деликатное заявление на вашу работу, так что никто ничего не заподозрит, вы подпишете предупреждение, что уведомлены врачом о своем заболевании, что лечение необходимо проводить под наблюдением врачей и уклонение от этих процедур уголовно наказуемо. После формальностей с бумагами Акимовна отведет вас в палату, - сказал Борзов и обнадеживающе улыбнулся.