Попытка соорудить на голове прическу окончилась слезами. Сколько она ни расчесывалась, массажная щетка всякий раз оказывалась полна волос: они лезли пучками, так что на висках очень скоро обозначились проплешинки.

Прыщики вокруг лба подсохли, но совершенно не готовились к смерти, а как-то затаились. Кожа на теле принципиально изменилась по оттенку, и поры чудовищно разверзлись.

Лариса Васильевна еще не потеряла веру в нормальную медицину и поэтому решила обратиться в районную поликлинику по месту жительства. Только скрыв лицо платком, она отважилась показаться на улицу.

Она терпеливо высидела очередь на флюорографию. Ветеранам и старухам, казалось, не будет конца. Наконец и ее пригласили зайти. Толстая докторша, даже не повернувшись к Ларисе Васильевне, сказала, чтоб та разделась до пояса и зашла в кабинку.

– Вдохните,- скомандовала докторша.

Лариса Васильевна набрала полную грудь воздуха и через несколько секунд выдохнула жуткой тухлятиной. Задыхаясь от собственного зловония, она выскочила из кабинки. Докторша, присев за стол, уже что-то строчила в ее карточке. Как и все покладистые пациенты, Лариса Васильевна с деланной бодростью поинтересовалась:

– Ну, как там у меня дела?

– Совсем сгнила от сифилиса, матушка!
– неожиданно мужским голосом произнесла докторша, обернувшись к Ларисе Васильевне, а потом зловеще расхохоталась.

Лариса Васильевна кинулась вон из поликлиники.

*

Недуг тем временем прогрессировал. К вечеру усилился рост волос над верхней губой и на подбородке, волосы были седые и жесткие, брови же и ресницы, наоборот, облысели.

Прежде чем спустить воду, Лариса Васильевна заглянула в унитаз, и то, что она увидела, окончательно деморализовало ее в унитазе плавала матка, плавничками трепыхались обрывки подгнивших тканей.

Ночью Лариса Васильевна часто вставала с постели, проверяла замки, бродила из угла в угол, тоскливо повторяя:

– Горе, горе...

*

Молодой врач Николай Георгиевич Прущ делился скабрезным анекдотом. Практикантка готовилась рассмеяться, Прущ перешел на интимный шепот. Практикантка залилась дурацким журавлиным смехом, нянька, убиравшая неподалеку, грюкнула ведром и распластала на полу чавкающую ветошь.

Прущ расцвел и, рассказывая следующий анекдот, прикидывал, как убедить практикантку в необходимости совместного распития кофе, хотя бы на людях; о событиях, происходящих без свидетелей, он пока не задумывался.

Какая-то женщина явно намеревалась юркнуть в подвал.

– Куда вы?
– остановил ее Прущ.
– Там ничего интересного нет.

– Я уже была там...
– В тембре женщины преобладал носовой призвук. Гуммозные поражения захватывали хрящевые и костные ткани черепа больной.

"А говорят еще, что у нас не встретишь образчик с третичным периодом", - с удивлением отметил Прущ, а вслух спросил:

– Вы к кому? Я имею в виду, кто ваш лечащий врач?

– У меня нет лечащего врача, я больна всего две недели...

– Вы у нас впервые?
– продолжал допытываться Прущ.

– Меня принимал и осматривал доктор Борзов, - ответила женщина.

Нянька с грохотом уронила ведро. Больная вздрогнула и тревожно оглянулась.

– Мне нужно найти доктора Борзова!

– Если я вам сообщу, что этот Борзов никогда не работал здесь...
– Прущ всегда предпочитал говорить правду.

– Как же так?!
– Взгляд женщины неприятно прыгал с Пруща на практикантку и обратно.

– Думаю, вам стоит обратиться ко мне, моя фамилия Прущ...

– Я помню! Кабинет номер девять, меня направляли к вам. Больная истерично разрыдалась.

"Ох, и намаюсь с ней", - подумал Прущ и учтиво улыбнулся.

– Вот и славно, жду вас завтра к восьми.

Женщина не уходила.

– Значит, нету Борзова в помине?!
– спросила вдруг она, и такая россыпь отчаяния и злобы прозвучала в ее голосе, что бывалый Прущ почувствовал холодок в спине. Он взял себя в руки и вежливо подтвердил:

– Нет в помине.

*

– Она сумасшедшая, да, Николай Георгиевич?
– с уважением к его спокойствию спросила практикантка.

– Прежде всего - это человек, и человек страждущий. Помочь ему - наш священный долг, - шутливо назидал Прущ.
– Я одного не пойму: откуда такое запущенное состояние?
– И еще, - Прущ скорчил страдальческое лицо, - не называй меня Николаем Георгиевичем! Отчество, как и лишний макияж, старит.

– Холосо, - прелестно сюсюкая, сказала практикантка.
– А кто такой Борзов?

– Борзов?
– Эрудированный Прущ усмехнулся.
– На сленге специалистов начала века, "Борзов" - он же "сифилис" или "люэс". Как кому нравится...