Том 1. Стихотворения 1904-1916
вернуться

Хлебников Велимир
Шрифт:

1910

Олень, превратившийся в льва, – образ России.

«О, город – сон, преданье самодержца…»*

О, город – сон, преданье самодержца, Узнал ты бич Перуна-громовержца? В ту ночь Хлыст молнии блестящей, Прекрасной в прошлом – ужасной в настоящем, Гнал все живое в домы прочь. И пенно-свинцовая волна Метала пены в берег метко. Она, как львица, что гнева полна И зрит: везде простерла прутья клетка. И два египетских кумира Когти стерегли молчащим взором Протянутых надменно лап. Пред ними овнов нету жира, Людей молящихся собором. Чужбины Бог стал мертвый раб. Летите, летите, бури певицы! Молчат фиванские девицы. О, вы, восставшие пришельцы, В косах шелковых и черных, Вам не молились земледельцы, Что когтем лап скребли узорных Старинный серый известняк, Как тело вражье смелый враг. И к египетским девам молчащим Исторгались из глаз в страдании взгляды, Казалось, робко, боязливо к дальним чащам Шли в бурю, в темноту два нежных лада. И дивно смеялись те девы в концы Улыбкой спокойно одетого рта. Идите, идите, стучитесь, гонцы! Чугунная дверь в сад чудес отперта! За ними был дом. Строг и высок он. И у пламенных вечером окон Стоит юноша стройный, художник. Он смотрит и, грустью охваченный, плачет. Везде напевы похорон… О, что, скажите, значит В наш век-безбожник Сей львиный сон?

1911

221

«Мы сюда приходили, как нежные боги…»*

Мы сюда приходили, как нежные боги, В венках из листвы, что старинней, Чем мир. И старые главы и строгие ноги Месяца иней Слил в общий кумир. Теперь мы приходим ордой дикарей Гордых и голубоглазых. И шепчем: скорее, скорее, скорей! Чужбина да сгинет в кровавых заразах. С оружьем палиц в шестопёрах, На теле кожа рыси, И клич на смелых горах Несет нас к вольной выси.

1911

Сон лихача*

Зачем я сломил Тело и крыло Летевшей бабурки? Плачет село Над могилой девчурки.

<1911>

«…И она ответила тихо…»*

…И она ответила тихо, Устремляя в себя синий взгляд: «Бездонно-сине-пернатое лихо, Я бате не скажу ни о чем. Твои уста зачем палят? Ты смотришь грозным палачом. Я не скажу ни о чем брату, Чтоб он не пришел сюда с пищалью И чтобы звездному грозному свату Я не ответила б с печалью. Кто ты, сумрак или бог, В ожерелье звонких струй, Ты зачем упал в наш лог И зачем твой горяч поцелуй? Я не скажу ни про что и моей маменьке, Она прилетела и смотрит <насмешливо> каменкой. Но я скажу казачине, – Его конь как гром, а волосы как ливень, – Чтобы он ведал, кто к девчине Пришел, зраком синим дивен». И дикая усмешка искривила Небоизгнанника уста. Он затрепетал, как раненая вила, И смехом огласил места. Грустиночка ж тиха и проста. Казак Амур широкий сторожит И песнь поет про деву Украины. Вода волнистая бежит, Вплетая в пены пряди крины. Ветер унывно ноет в дуле И веет травы на золотом украшенный тесак. Но вдруг огонь и свист, предтеча пули, И навзничь падает нестонущий казак. И кто-то радостным крылом Ему в глаза незрячие блеснул И снова, проведя черту меж добром и злом, В пустыне синей потонул.

<1911>

«Как черное облако, как туча грозы…»*

Как черное облако, как туча грозы, Повисло дерево над садом, И моря прибоя низы Зеркальны звезд сверкавшим взглядам. Ты стоишь одна у ворот, Одетая вся в белое. Пустынно все… Молчит народ, А ты стоишь что делая?

<1911>

«Как два согнутые кинжала…»*

Как два согнутые кинжала, Вонзились в небо тополя И, как усопшая, лежала Кругом широкая земля. Брошен в сумрак и тоску, Белый дворец стоит одинок. И вот к золотому спуска песку, Шумя, пристает одинокий челнок. И дева пройдет при встрече, Объемлема власами своими, И руки положит на плечи, И, смеясь, произносится имя. И она его для нежного досуга Уводит, в багряный одетого руб, А утром скатывает в море подруга Его счастливый заколотый труп.

<1911>

«Мечтатель, изгнанник рыдал…»*

Мечтатель, изгнанник рыдал Под яркой зеленою ивой. Он молодость раннюю дал За жизни путь красивой. Он юность золотую Провел на Акатуе. И слезы длинные льются На корни и на лозы, Поодаль летают и вьются Блестящие стрекозы.

<1911>

«Семь холодных синих борозд…»*

Семь холодных синих борозд Упадает на пол вечем, И волос шелковый хворост Вьется пламенем по плечам. А за односпальною кроватью Живет шалун-мальчишка. Стрела летит к простому платью, Свистит насмешливая крышка.

1911

«О, эти камня серого чертоги…»*

О, эти камня серого чертоги И, песни сестра, волна ступеней. Размером строгие пороги Лежат толпой прекрасных теней. И вы, черно-зеленые утесы, Стоящие в молчании сада. Здесь девы чешут свои косы И ждут прихода гостя-лада.

<1911>

«На острове Эзеле…»*

На острове Эзеле Мы вместе грезили. Я был на Камчатке, Ты теребила перчатки. С вершины Алтая Я сказал: «дорогая». В предгорьях Амура Крылья Амура.

<1911>

«Чудовище – жилец вершин…»*

Чудовище – жилец вершин, С ужасным задом, Схватило несшую кувшин, С прелестным взглядом. Она качалась, точно плод, В ветвях косматых рук. Чудовище, урод Довольно, тешит свой досуг.

<1911>

«Гуляет ветренный кистень…»*

Гуляет ветренный кистень По золотому войску нив. Что было утро, стало день. Блажен, кто утром был ленив.

<1911>