Том 1. Стихотворения 1904-1916
вернуться

Хлебников Велимир
Шрифт:
* * *
Дева, бойся указаний Кремля белого Казани: Стены, битвою пробиты, Ведь негодны для защиты.
* * *
Хоть и низок Севастополь, Целый год крепился он. Я стройна, как гордый тополь, Неприступна с всех сторон.
* * *
Прямодушнее туркмена Нет на свете никого. Дева милая, измена, Право, право, не того…
* * *
С звонким смехом рассыпаясь, Я смирюсь, щадя беднягу. И, бледнея и шатаясь, Я с тобою быстро лягу.

1912

«Гонимый – кем, почем я знаю?..»*

Гонимый – кем, почем я знаю? Вопросом: поцелуев в жизни сколько? Румынкой, дочерью Дуная, Иль песнью лет про прелесть польки, – Бегу в леса, ущелья, пропасти И там живу сквозь птичий гам, Как снежный сноп, сияют лопасти Крыла, сверкавшего врагам. Судеб виднеются колеса, С ужасным сонным людям свистом И я, как камень неба, несся Путем не нашим и огнистым. Люди изумленно изменяли лица, Когда я падал у зари. Одни просили удалиться, А те молили: озари. Над юга степью, где волы Качают черные рога, Туда, на север, где стволы Поют, как с струнами дуга, С венком из молний белый чорт Летел, крутя власы бородки: Он слышит вой власатых морд И слышит бой в сковородки. Он говорил: «Я белый ворон, я одинок, Но всё – и черную сомнений ношу И белой молнии венок – Я за один лишь призрак брошу Взлететь в страну из серебра, Стать звонким вестником добра». У колодца расколоться Так хотела бы вода, Чтоб в болотце с позолотцей Отразились повода. Мчась, как узкая змея, Так хотела бы струя, Так хотела бы водица Убегать и расходиться, Чтоб, ценой работы добыты, Зеленее стали чёботы, Черноглаэыя, ея. Шопот, ропот, неги стон, Краска темная стыда. Окна, избы с трех сторон, Воют сытые стада. В коромысле есть цветочек, А на речке синей челн. «На, возьми другой платочек, Кошелек мой туго полн». – «Кто он, кто он, что он хочет? Руки дики и грубы! Надо мною ли хохочет Близко тятькиной избы? Или? или я отвечу Чернооку молодцу, О сомнений быстрых вече, Что пожалуюсь отцу?» Ах, юдоль моя гореть! Но зачем устами ищем Пыль, гонимую кладбищем, Знойным пламенем стереть? И в этот миг к пределам горшим Летел я, сумрачный, как коршун. Воззреньем старческим глядя на вид земных шумих, Тогда в тот миг увидел их.

<1912>

«С журчанием, свистом…»*

С журчанием, свистом Птицы взлетать перестали. Трепещущим листом Они не летали. Тянулись таинственно перья За тучи широким крылом. Беглец науки лицемерья, Я туче скакал напролом.

1912, 1914

«Очи Оки…»*

Очи Оки Блещут вдали.

<1912>

«Наш кочень очень озабочен…»*

Наш кочень очень озабочен: Нож отточен точен очень!

<1912>

«Она пошла, она запела…»*

Она пошла, она запела Скорбно, воинственно звонко. И над головою пролетела С пером в цвету сизоворонка. «Я плясунья, я легка, Я с крылами мотылька. И на вопрос, путем каковым Хочу я жизнь свою прожить, Я отвечу: мотыльковым Веду кумирам я служить. Я толпы веселой вождь, Я усмешек ясных дождь. Эти белые уступы, Белой чести белый кремель, Он захочет, станут глупы Вожаки грознейших земель. Любимы мною мотыльки, Поля, лужайки и цветки. Я улыбкою грозна, Любит пляску белизна. Летом я в саду стрекоз, А зимой – сестра славянки, Закрывая мехом санки, Мчусь на ветер и мороз. Эй! Кричу чете проезжей, Скрыта полостью медвежей».

1912

«Сюда лиска прибегала…»*

Сюда лиска прибегала, Легкой поступью порхала, Уши нежно навострила С видом тонкого нахала, Концом желтым опахала И сердилась и махала. Пташки чудно ликовали И свистели, ворковали. Голос ужаса пронесся, Вопль казни, вопль плахи. Вертят мучениц колеса? Иль ведут насильно свахи? Я слышу в вопле муки пекла, Иди, чтоб время помощи путь не пересекло.

1912

Отчет о заседании Кикапу-р-но – художественного кружка*

Здесь почтенный аршин Шел с высоких вершин, Подает посошок Непочтенный вершок. Ах, бушменским красавицам Нравится, Чтоб рот их был проколотым, То угодно небесам. Так и речь моя, плясавица По чужим ушесам Слов заморских грубым молотом. Лицо с печальной запятой Серб, остро и испитое, Щеки тоще-деревянные, В бровях плошки оловянные… Таков король, пускай он тощ, А тощ он потому, Что на болоте скудный хвощ, – Повсюду день гласит уму… Тот и этот столбец Ты смешай словаря, И дадут бубенец, Дадут плащ короля… Мы хлопали немножко, Мы хлопали б ей-ей, Хотя б скакала блошка В одежде королей… В нем нет души, Но есть духи, – Заметил кто-то…

1912

«Гобая слышу зов, рурокий голос вещий…»*

Гобая слышу зов, рурокий голос вещий. Годея величезно приходят словеса. Оса. Еще оса. Но влаги жалобзание меня не утомляет. Чепена вкруг меня. Шуводы зашумели. Шуоко сине-серое. Туус белизн черный. Живая падоска. Венковная цветами Склоняется трава. Как труп – уснувший я. Труповна сёйчась же живая и жапарчой залитая. А бу камней – бо легкой боли. Сухой стать – бы ума. Но праздна быхоть! Где лёхоты? где люволи? Шеберег из тростинок, там жизвук стих.

<1912>

Семеро*

1
Хребтом и обличьем зачем стал подобен коню Хребтом и обличьем зачем стал подобен коню Кому ты так ржешь и смотришь сердито? Я дерзких красавиц давно уж люблю, Я дерзких красавиц давно уж люблю, И вот обменил я стопу на копыто.
2
У девушек нет таких странных причуд, У девушек нет таких странных причуд, Им ветреный отрок милее. Здесь девы холодные сердцем живут, Здесь девы холодные сердцем живут, То дщери великой Гилеи.