Он забежал в конюшню. В общей суматохе конюхи пытались оседлать и вывести лошадей, но не успевали - их было слишком мало, чтобы справиться с таким количеством животных одновременно. Страж, как и некоторые другие, бросился помогать. Многие ни разу в жизни не видели пожара, и пусть здесь огня не было, и даже запаха дыма не ощущалось, паника всё росла.

Вдруг Страж понял, что перед ним жеребец наследного принца. Это был шанс. Ещё даже не осознав, что делает, он достал из потайного кармашка флакон тёмного стекла и, отодрав воск, капнул несколько капель на седло, пока доставал его со стойки, чтобы отнести к коню. Если наследник будет ехать на нём, то дни его сочтены. Что делать с двумя другими отпрысками, он ещё не решил. Да и что делать, когда выяснится, отчего умер наследник, тоже. Страж перешёл к соседней лошади и уже не удивился. Логично было предположить, что кони сыновей Императора будут стоять рядом. Приходилось быть осторожным, ведь одно неосторожное движение, толчок от соседа в суматохе, одна капля на коже, и Четвёртый бы тоже отправился к праотцам. Да ещё и уследить, чтобы никто не заметил, что он делает. С дочерью на такую удачу надеяться не следовало - она, как и Император, должна была ехать в крытом экипаже.

Вот наконец они выбрались из Рощи и отправились к побережью, где не было леса. Все жители Рощи выехали одновременно, так что получился огромный караван. Жители Приморья тоже собирались в том же месте, и в общей толчее было сложно не растеряться. Наконец они остановились на холмах. Гвардейцы оцепили довольно большую площадку и споро начали разбивать лагерь.

Четвёртый повернулся посмотреть на лес и замер, не в силах заставить себя пошевелиться. Вдали над верхушками поднималось зарево. Огня пока что не было видно, но сполохи отсвечивали на низко бегущих тучах. Надежды на то, что буря зальёт пожар, не было. Скорее наоборот: ветер раздувал огонь ещё сильнее. Перед глазами встала картина другого пожара. Давнего. Пылающие дубы, отсветы на вересковых холмах, крики гибнущих. Широко раскрытые глаза Лахни, слепо смотрящие в ночное небо.

– ...Четвёртый!

Он понял, что его уже давно зовут.

– Да что с тобой?
– Шестая, подъехав, толкнула его в бок.

– Так, вспомнилось кое-что.
– Страж с трудом отвёл взгляд от зарева. Провёл рукой по лицу - ладонь стала мокрой. Слёзы? Оставалось надеяться, что никто в темноте да под дождём не поймёт, что он плачет. Так глупо выдать себя!.

– Холмы?
– сочувственно спросила Шестая.

Ну да, все ведь знают, что Четвёртый там был и участвовал в последней битве. Он заставил себя кивнуть.

– Сюда огонь не доберётся. Пойдём. Ваше с Первым дежурство. Нужно сменить парней.

Точно. Их очередь торчать возле Императора. А он совсем забыл. Как-то вылетело из головы. Нужно собраться.

В остальном ночь прошла спокойно. Главным было - не смотреть в сторону леса и заставлять себя не слушать доносящиеся из-за линии гвардейцев плач и крики. А утром оба наследных принца не проснулись. Страж использовал слишком маленькую дозу, поэтому кровотечений не было. Сон сменился агонией, а потом пришла спасительная смерть. В лагере царило отчаяние. Все попытки победить пожар окончились неудачей, а теперь ещё и эта двойная смерть... Четвёртый слышал, как рыдала Императрица. Видел, как за одну ночь постарел Император. Он скорбел вместе со всеми. По всем лесам, над которыми простиралась длань Императора, объявили траур.

Огонь гулял ещё три дня, прежде чем окончательно успокоился. Погорельцы начали настоящую войну против бандитов. Похоже, пока те разбирались между собой, стригли дань с купцов и крышевали ремесленников, народ терпел. Никто не осмеливался выступать, зная, что главари спелись с местными жандармами. Но теперь, когда терять было нечего, ловили и вешали всех, кто хоть как-то когда-то попался на разбое, о ком хотя бы два свидетеля могли сказать, что видели их в банде. Сыск боялся выступать против народных волнений, опасаясь мятежей, хотя, казалось бы, куда уж больше.

Тем временем выяснилось, как всё началось: один из купцов отказался платить, и ночью склады с его товаром подожгли. Но почему-то не учли, что ветер слишком силён. К моменту, когда пожарные прибыли тушить огонь, было уже поздно. Что было дальше - известно всем. К счастью, выгорела только часть леса, но всё равно погибло слишком много древ. А уж об убытках говорить и вовсе не приходилось. Отовсюду тянулись обозы с помощью, да горю они не могли помочь: погибших не вернуть, да и пройдёт много лет, прежде чем на старых местах можно будет вырастить новые древа.

Четвёртый наблюдал за происходящим со странной смесью печали и злорадства. Хотелось кричать и плакать, запах мокрого пожарища вызывал рвотные позывы.

– Возвращаемся в столицу, - в очередное серое дождливое утро объявил Первый.
– Лекари говорят, что принцев отравили, но установить яд не могут, слишком много вариантов.

Если бы они возвращались со сражения, то можно было бы сказать, что они потерпели поражение. Но битвы не было, поэтому сложно было подобрать правильные слова для описания состояния отряда.

– ... в наше дежурство, - сокрушался Четвёртый.
– Если бы мы только знали, что целью будет не Император... Если Лиестаней отдаст меня под трибунал, я приму любое наказание.

– Прекрати, ещё неизвестно, когда их отравили, - Первый одёрнул своего временного напарника. Под трибунал не хотелось им обоим, но следовало быть готовым к любому развитию событий.
– Может, это и не в лагере случилось.

– А когда? В древе?

– Не знаю, - недовольно буркнул Первый и замолчал.

До столицы уже было рукой подать, и грядущее служебное расследование страшило всё больше. Впервые Четвёртый выполнил часть плана, находясь при этом на службе где-то рядом. Впервые он сам практически шёл на заклание, хотя высоки были шансы ускользнуть, никак не засветив прикрытие. И самое главное: оставались ещё три цели, которые он до сих пор не устранил. Иногда он даже малодушно спрашивал себя: а не бросить ли всё? Но уйти, когда цель так близка? Отказаться от всего, чем он жил последнее десятилетие? Даже маленькая белая звёздочка, сияющая в кулоне, не могла заставить его сделать это.