Шрифт:
– Земляки!
Голос мэра гремел из колонок и уходил в бледно-синее небо. Было тихо. Впервые, наверное, мэра слушали так внимательно.
От торжественности момента он раскраснелся и сдернул с горла шелковый шарф.
– Меня переполняет гордость от того, чему мы были свидетелями... Двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года наш соотечественник...
Саня сказал, что скафандр СК-1 забрали сразу после прошлогоднего праздника, но ему обещали сшить шинель. Гагаринскую, один в один.
А еще к празднику установили большой плазменный экран сбоку от сцены, чтобы всем было видно, и сейчас на нем блестела, покачиваясь, лысина мэра.
– Я поздравляю вас с великим праздником и хочу, по старой традиции, передать слово молодому поколению, которое несмотря на свой юный возраст, интересуется нашим прошлым! Попросим!
Мэр захлопал в ладони.
– Ура!
– закричали из толпы.
Людское море загудело, ожило, вскинуло руки.
Мэр отступил к своему кучковавшемуся на заднем плане окружению. Я оглянулся в поисках Сани. Где ты, Гагарин?
– Га-га-рин!
– позвал кто-то.
– Га-га-рин!
– подхватили справа, потом слева.
– Га-га-рин!
Фамилия громыхнула раскатом, и Саня быстрым шагом выступил из-за занавеса, невысокий, крепкий, в серо-стальной шинели и фуражке.
– Ур-ра!
Я почему-то думал, что Саня выше, но, возможно, он уже был в образе и слегка подседал, чтобы соблюсти Гагаринский рост.
Вместе с ним в такой же серо-стальной шинели появился еще один человек, тоже невысокий, темноглазый, смутно знакомый.
Вдвоем они подошли к микрофону.
– Соотечественники!
– сказал Саня.
На экране расцвела его улыбка и порхнула к людям, вызывая улыбки в ответ. Двадцать тысяч улыбок. Двадцать.
– Дорогие друзья!
Саня окинул площадь и парк добрыми, Гагаринскими глазами.
– Вместе с Германом мы отправляемся в космос...
Ну, конечно!
– сообразил я. Двойник Титова, космонавта номер два. Ребята нашли похожего человека! Как же это здорово!
– Но летим мы не с пустыми руками, - сказал Саня.
– Мы шагнем к звездам с вашими надеждами и мечтами, с вашими голосами, вашими устремлениями и жаждой открытий, упорством и трудом всего советского народа...
"Советского?" - растеряно вспыхнуло среди мэрских. Но Саня не останавливался.
– Нам хочется, чтобы вы знали - мы все делаем одно дело, и это не только Юрий Гагарин или Герман Титов поднимаются в небо, это вы устремляетесь вверх вместе с нами, вся многомиллионная страна. Герман, добавишь еще что-нибудь?
– обернулся он к своему спутнику.
Тот кивнул, снял фуражку и пригладил мысок непокорных волос на лбу.
– Кто это?
– шепотом спросил меня кто-то сбоку.
Я повернул голову. Саня в шинели стоял рядом и смотрел на людей у трибуны. И все-таки он был повыше.
– Подожди...
– я несколько секунд переводил взгляд с него на человека, улыбающегося живому людскому морю с экрана.
– Я думал, ты...
У меня пересохло в горле.
– Да я тут... Пока, понимаешь, шинель искал...
– Саня говорил все медленнее, потом его лицо приобрело недоверчивое выражение.
– Это что... это...
Он замер с открытым ртом.
Герман Титов в это время, наклонившись к головке микрофона, смущенно сказал:
– Ну, я не знаю, что еще добавить после Юрки. Наверное, что мы еще вернемся. Обязательно. Вы только верьте в нас. С праздником!
Он махнул рукой.
– Ур-ра!
Несколько шаров взмыли в воздух.
Люди засмеялись, захлопали. Подобно приливной волне от самого фонтана к сцене, нарастая, поплыл гул голосов.
– Га-га-рин! Ти-тов!
Кто-то тянул шею. Кто-то вставал на цыпочки. Я заметил у помоста Петра Игнатьевича, счастливо утирающего глаза платком.
– Га-га-рин! Ти-тов! Ура-а-а!
Космонавты синхронно отдали честь. Несколько шагов - и они оказались у складок занавеса. Еще шаг.
– Ты видишь?
– просипел Саня, впившись пальцами в мое плечо.
– Ох-х...
– потрясенно выдохнули парк и площадь.
Люди замерли.
Потому что Гагарин и Титов прошли сквозь складки и поднялись в воздух. Гигантским миражом распахнулась казахская весенняя степь, пыльная, коричнево-желтая, пятнисто-зеленая. Над степью пузырем надулось второе небо, и тени от облаков побежали по земле. Дохнул ветер, горький, сухой, еще не напоенный травами.
Космонавты добрались до белого с синей полосой автобуса. Тот открыл створчатую дверь, и Гагарин с Титовым скрылись в салоне.