Эриксон положил локти на колени, выжидательно глядя на Брэма.

— Мы слышали, у Шеффилда было еще одно задание для нас. Расскажи, о чем шла речь.

Брэм заколебался, прекрасно зная, что следующим пунктом плана было повысить ставки и спровоцировать Кейси или кого-либо другого, кто мог бы быть предателем, украсть золото. Ему не хотелось заниматься этим, но у него не было выбора.

— Да, между прочим, я получил задание перед тем, как мы покинули Балтимор, — он вытащил несколько бумаг из внутреннего кармана своей куртки. — Но вам вряд ли это понравится.

Уилкинс чертыхнулся.

— Воинский долг. Черт возьми, не говори мне только о воинском долге!

— Это…

— Воинский долг! Я так и знал. Какая-то шишка решила прогуляться на юг, и нас отправляют охранять ее! Уилкинс сплюнул на землю. — Я так и знал, что Шеффилд решил поручить нам что-нибудь такое в качестве последнего задания. Ведь я прав, не так ли, сэр?

Брэм кивнул, прекрасно зная, что их задание намного важнее.

— Пакет с жалованьем и деньги на расходы будут доставлены в гостиницу в Кейлсборо, в пятый номер, к десяти утра завтра. Уилкинс, Джеймс, я хочу, чтобы вы за час до этого оказались в этой комнате и после задержались там на весь день. Когда вы поедете, то возьмете с собой сундуки, которые вы любезно помогали перетаскивать для моей жены. Как вы догадались, они не были наполнены женскими побрякушками, но несколькими тысячами долларов золотом.

— Господи Боже! — выдохнул Джеймс. Уилкинс вытянулся:

— Да, сэр!

Наблюдая за их реакцией, Брэм засомневался в искренности их удивления.

— Эриксон, ты проверишь их завтра вечером в девять. После этого каждый из вас — кроме Кейси — будет нести караул в течение восьми часов.

Мужчины кивнули.

Кейси неуверенно спросил:

— А что должен делать я?

— Ты будешь эскортировать нашего… гостя в город, затем ты будешь его телохранителем до конца его визита — с теми, кто будет сторожить комнату, конечно.

Кейси окинул взглядом каждого из своих товарищей, затем снова обратился к Брэму.

— А кого мы должны будем охранять?

Брэм медленно поднял глаза на него, стараясь разглядеть, было ли это обыкновенное любопытство или что-то другое. Он не заметил ничего, кроме профессионального интереса.

— Шеффилд связывался с бывшим генералом войск Конфедерации, сбежавшим во Францию прямо в середине войны. Этот человек очень болен и хочет вернуться на родину, чтобы здесь и умереть, но проблема заключается в том, что за его голову назначена довольно большая сумма. За него просят двадцать тысяч долларов, дюжину ружей и амуницию, а также продуктов на месяц.

— Почему его вообще кто-то принимает всерьез? — хмыкнул Эриксон. — Двадцать тысяч долларов! За умирающего человека? Почему мы должны верить всей этой чепухе?

— То, что предлагает генерал в обмен на свою жизнь, намного дороже.

— И что же это? — спросил Джеймс нараспев, по-южнокаролински, только он умел так говорить.

Брэм поглядывал то на одно, то на другого, стараясь уловить малейшее выражение излишней заинтересованности на лицах.

— Генерал привезет с собой список пятидесяти двух офицеров Союза, поставлявших информацию войскам Конфедерации во время войны.

Наступила мучительная тишина. Брэм внимательно разглядывал их. Эриксона, вдруг разозлившегося, Джеймса, от удивления приподнявшего брови, Уилкинса, открывшего рот.

И Кейси.

Брэм ощутил тяжесть в сердце, когда заметил, как его друг стал вдруг очень спокойным, незаинтересованным, даже как будто скучающим. Комок подступил к горлу, пальцы Брэма сжались на прикладе револьвера, когда Кейси посмотрел на Брэма и отвел глаза.

Нет. Только не ты, Джим. Не ты.

Но он повернулся и медленно вышел из палатки, и Брэм вдруг испугался, что его молитва осталась неуслышанной.

Потому что на какой-то момент глаза Джима Кейси были похожи на глаза человека, которого ведут на виселицу.

Это заняло менее десяти минут — проехать по извилистой дороге к холму, поросшему деревьями, на котором было фамильное кладбище. Между столетними вязами, между каменными столбами, на которых когда-то давно держались массивные чугунные ворота…

Что заставило Мику назначить встречу здесь? Более того, что Мика делал в Вирджинии? Когда Брэм видел его последний раз, Мика клялся, что никогда не уедет из Огайо.

Над его головой глухо ухнула сова, и Брэм, вздрогнув, посмотрел через плечо. Но там никого не было.

Он направил лошадь к пышному кусту сирени.

— Мика!

Но ответом ему было лишь хлопанье крыльев над головой, — видимо, это действительно была сова, которую он только что слышал. Брэм поднялся на холм, густо поросший травой, и сел на землю. Отсюда он мог увидеть наиболее обширную панораму. Перед ним простиралось кладбище с дюжиной мраморных надгробий, которые фосфоресцировали в темноте как руины разрушенного города.