Шрифт:
— Габи, что с тобой?! — Подскочив к постели, он принялся нашаривать выключатель, чтобы зажечь свет.
— Не надо, — простонала Габриела. — Не надо.
Он присел на краешек кровати. Дрожа всем телом, девушка потянулась к нему и положила руки ему на колени. Он накрыл ее ладони своими.
— Что такое? Тебе снова плохо?
Она не отвечала.
Гордон лихорадочно стал растирать ей руки и плечи.
— Ну скажи мне, что случилось?!
— Что случилось, того уже изменить нельзя, Гордон. И здесь мне никто не может помочь.
Ее тонкий дрожащий голосок надрывал ему сердце. Гордону хотелось обнять ее, прижать к себе, успокоить. Но как она к этому отнесется? Подумав, он решил, что это одинаково необходимо им обоим. Откинувшись на спинку в изголовье кровати, он притянул ее к себе.
— Иди сюда, Габи.
Прильнув к нему, она спрятала лицо у него на груди, и он понял, что поступил правильно. Но Боже, как же она дрожала! Уткнувшись подбородком ей в макушку, он принялся ласково нашептывать ей на ухо все, что только приходило в голову, лишь бы успокоить ее.
— Тсс… это просто сон. Не плачь, расскажи мне все. Не бойся. Что тебе приснилось?
— Это не просто сон. — Ее голос был еле слышен. — Это…
Над крышей дома, сотрясая шаткие стены, прокатился оглушительный гром. Снова полил дождь. Не торопя с ответом, Гордон гладил ее хрупкие плечи и спину. По потолку плясали тени. Отчего же, гадал он, из всех женщин мира только Габриела Вудс вызывает в нем такую нежность, только ее держать в объятиях для него так же естественно, как дышать.
— Это было одно из расследований, — наконец начала она. Голос стал чуть громче, но слезы все еще душили ее. — Тогда жертвой была женщина. Очень красивая. Белокурая, зеленоглазая, с очаровательной улыбкой.
Тельма. Сердце Гордона едва не остановилось. Она говорит ему о Тельме! Сохраняя внешнее спокойствие, он спросил:
— И что же случилось?
— Я пыталась найти ее. Она была такой милой и такой… несчастной. — Слезы хлынули из глаз Габриелы. — Она пошла на рождественскую распродажу и купила деревянную фигурку дикой утки. Все это было и в моем видении.
Гордон знал эту фигурку. Ее вернули с личными вещами Тельмы. Это был ее рождественский подарок Эвансу. Сердце его пронзила резкая боль.
— На стоянке машин какой-то мужчина ударил ее сзади по голове и втащил в фургон. Он привез ее в какую-то ужасную берлогу, там было грязно и мерзко пахло. Он там жил. Он связал ей руки… как Лейси.
Голос Габриелы срывался.
— Я видела ее в течение трех дней. Это было невыносимо. По ночам он приходил к ней и делал… просто ужас что. Первые два дня она еще сопротивлялась. Боролась так храбро, так отчаянно. Но на третий день затихла.
Гордон зажмурился. Дознание установило, что Тельму истязали три дня. От бессильной злобы у него кружилась голова, мутился рассудок. Ему хотелось заставить Габриелу молчать, чтобы его не терзала снова эта мрачная безжалостная правда, но он не мог. Ему необходимо было услышать эту историю из уст Габриелы. Глаза ему жгли непролитые слезы, на лбу выступил холодный пот. Он крепче прижал девушку, сам не зная, кого пытается успокоить — ее или себя.
Габриела чуть шевельнулась и сморщила нос.
— Потом я увидела неоновую вывеску — «Руе де Бурбон». На Гарден-стрит был бар с таким же названием. Я сказала об этом Шелтону, и мы поехали туда. — Ее снова начало трясти. — О Боже, Гордон, мы поехали туда! Осознание ошибки пришло чуть позже.
Он хотел сказать ей правду. Сказать, что не нужно ничего объяснять, что он и сам все знает. Он видел, как воспоминание об этой трагедии терзает Габриелу.
Ее хрупкое тело содрогалось от безутешных рыданий.
— На вывеске бара мигал красный свет. Мы вошли. Там было дымно и темно. От запаха пива и пота у меня закружилась голова. Тут снова пришло видение, и я ощутила резкую боль в горле. Шея огнем горела. Я… я стала задыхаться. Пыталась сказать Шелтону, что мы пришли не туда. Что нам нужна улица с этим названием, а не бар. — Дыхание ее стало хриплым и резким. — Но горло… — Она сглотнула. — Я не могла говорить. Я не могла сказать ему это, Гор. И… и Тельма умерла.
Гордон снова ощутил горечь, щемящую пустоту внутри, гнев оттого, что вмешательство Габриелы, возможно, замедлило полицейское расследование и привело к гибели Тельмы. Он снова пережил страшную боль, обрушившуюся на него в морге, где Эванс опознал тело Тельмы. Никогда ему не забыть этого. Руки и ноги ее были покрыты ссадинами, на груди и бедрах виднелись следы сигаретных ожогов. Но страшнее всего была рваная рана на ее горле.
Габриела заливалась слезами. Он провел по ее щекам тыльной стороной ладони. А стихнет ли ее боль хоть когда-нибудь?
— Мы нашли Тельму слишком поздно.
Охваченный леденящим страхом, Гордон стиснул плечи Габриелы.
— Ты ее видела?
Она кивнула и прижалась к его груди.
— Я кое-как написала, что это не бар, а улица. Мы поехали туда, и я указала дом. Потом Шелтон велел мне оставаться в машине, но я не послушалась.
— Ты пошла за ним? — Глаза Гордона налились слезами, и он поспешил опустить веки. — О Габи…