— Ну, что мы имеем на этот раз?

На этот раз!

Будет ли такое повторяться вновь и вновь? Или «этот раз» — просто случайность? Габриела с трудом сглотнула. Ей больше прежнего хотелось, чтобы Гордон Сазерленд оказался сейчас где угодно, только не в офисе Шелтона. Теперь этот тип добавит к списку ее грехов еще и излишнюю нервозность.

Преодолевая бурлящее внутри негодование, она повернулась к Шелтону и начала излагать факты:

— Девятилетняя девочка. Каштановые волосы. Зеленые глаза. Слабенькая.

Шелтон откровенно боялся за нее. Боялся, что она не сможет вынести телепатической боли. Страх его был вполне оправдан. Но выхода не было. Она знала, что ей придется вынести все, что может произойти. Придется — ради ребенка.

— У нее… связаны руки. — Голос Габриелы еще не окреп.

— О Боже!

Она встретила взгляд Шелтона и прочла в нем то, что и ожидала прочесть, — страх за нее и дикий ужас при мысли о новой жертве.

— У вас есть какие-либо доказательства? — Губы Гордона скривились.

— Дай ей договорить! — В голосе Шелтона звучало предостережение, и Гордону было бы лучше внять ему.

Мужчины скрестили взгляды. И Гордон не отвел глаз.

Шелтон мигнул раза три, а потом нервно перевел дыхание и резко развернул кресло к столу.

— Чем связаны руки?

Габриела поняла, что Шелтон-мужчина сумел подавить свои эмоции. К делу приступил Шелтон-полицейский. Это обрадовало ее.

— Веревкой. — Она обхватила пальцами холодные ручки кресла. — Засаленной веревкой.

Запястья ныли. Она опустила взгляд, ожидая увидеть на них темные следы веревки, но, конечно же, ничего не обнаружила.

Шелтон начал печатать.

— Обрисуй мне всю картину целиком.

Как ни трудно ей было, но Габриела заставила себя посмотреть Гордону Сазерленду прямо в глаза. Он ей, безусловно, не верил. Но это, напомнила она себе, его проблема.

— Она съежилась в углу старого деревянного сарая. Стены ветхие и покосившиеся. В щели между досками пробивается свет. Внутри тесно, футов примерно восемь на десять, не больше.

— Что там вокруг? — хрипло спросил Шелтон.

Габриела не могла сосредоточиться. Неотрывный взгляд Гордона смущал ее, казалось, заглядывал ей в самую душу.

Она закрыла глаза, и видение стало резче. По дальней стене сарая ползет паук. Вот он перебрался на заляпанную засохшей грязью лопату, висящую на новеньком гвозде.

— Садовый инструмент, — продолжила она. — На полке над девочкой ржавые жестянки с краской и инсектицидами. Большая сумка с надписью… — буквы выцвели и Габриела напряглась, чтобы разобрать их, — «Мясопродукты». Она стоит на полу у дальней стены. Там, где девочка.

Мерный стук клавиш оборвался. Шелтон отпил глоток кофе.

— Что на ней надето?

Судя по его гримасе, кофе оказался холодным.

— Джинсы, такого же цвета, как на мистере Сазерленде. Порваны на левой коленке. — Она остановилась, сосредоточиваясь на ощущениях в своем левом колене под белым полотном брюк. Ни боли, ни жжения от царапины. Ткань износилась сама по себе, а не разорвалась. С коленкой было все в порядке. — И желтая футболка.

— С надписью?

— Там есть какая-то эмблема, но я не могу разглядеть. Девочка прижала руки к груди. — Может, она замерзла? Нет. Снова прикрыв глаза, чтобы лучше представить себе девочку, Габриела продолжала: — Черные теннисные туфли, грязные. И желтые носки.

Шелтон заносил в протокол каждое ее слово.

— Как насчет веса, роста и отличительных примет?

— Она сидит, скорчившись, но я думаю, в ней около четырех футов, а весит она примерно шестьдесят пять фунтов. Хрупкого сложения, худенькая.

Полностью открыв свое сознание потоку ощущений, Габриела постаралась представить эмоции и самочувствие девочки. И тут же все в ней словно оборвалось. Ее захлестнула волна боли. Кружилась голова, лихорадило. Вонь удобрений и химикалий лезла в ноздри и не давала дышать. Хватая ртом воздух, она поспешно открыла глаза.

Вскочив на ноги, Шелтон коснулся ее плеча.

— Эй, полегче, Габи!

— Со мной все в порядке. — Она жадно вдыхала прохладный воздух. По выражению лица Шелтона она поняла, что, как только она выйдет из его офиса, он позвонит доктору Хоффман, чтобы поделиться своими опасениями. — Девочка больна, Шел. Очень больна.

— Она ранена, ее били или что-то еще? — снова вмешался Гордон.

Как он может говорить так спокойно и бесстрастно? Габриела снова почувствовала исходящие от него недоверие и враждебность.