Шрифт:
– Ничего уже не исправить, - печально отрезал Коллега.
– Ты работал наособицу, как бы с коллективом, но сам по себе. И все закончилось той резней. От нас отвернулись, и арбитры хотят вычеркнуть тебя из дела. Насовсем.
– Коллектив все равно встанет за меня!
– Никто за нас не встанет. Им нравится защита, которую предоставляют арбитры. А мытарям нравятся деньги, которые можно с этого стричь. Фининспекция прет к статусу самостоятельного треста вроде американской морской разведки, она сует пальцы во все двери и во все дела. Арбитры нужны всем и все к ним прислушиваются. Тебе уже не выкрутиться.
– Мне?
– вскинул голову Доктор.
– Тебе.
И Доктор понял. Постников тоже понял.
– Арбитры не будут выступать против тебя открыто, - говорил меж тем Коллега.
– То есть не хотели бы выступать, чтобы не привлекать внимания. Но видеть тебя в деле они не хотят. И коалиция с ними согласна. Особенно теперь, после того, как 'краснодорожников' полоскали в новостях, как грязную тряпку. Ведь это из-за твоего груза все закрутилось.
– Да ты знаешь сколько башмалы я отвалил, чтобы притушить скандал!
– возопил Доктор.
– Доход за три года вчистую! Все выплаты семьям покойников, все компенсации и страховки! И только чтобы разойтись со всеми мирно, чтобы у коалиции не было лишних проблем!
– Знаю. И я надеялся, что все уймется... Но...
– Коллега дернул головой в сторону притихшего за его плечом Постникова.
– Не унялось.
– Выедем из страны, перевяжем заново связи, засядем в Корее, у меня там есть наколки. Не пропадем!
– Нет, - сказал Эл.
– Ты не можешь... После всего...
Алекс никогда не думал, что лицо, на котором технически отсутствует минимум треть от отведенного природой, может быть столь выразительным. И все же гримаса Доктора поразила его. Страх, отчаяние, понимание неизбежности будущего - все это разом отразилось в горестном изгибе дрожащих губ. А еще - надежда. Тень надежды на чудо.
– Я предупреждал тебя, - снова повторил Коллега, почти прошептал.
– Ты обязан мне, - столь же негромко отозвался Эл, срывающимся голосом.
– Ты мне обязан.
– Я помню. Без тебя я был бы лабораторным материалом.
– Утилизированным материалом, - быстро уточнил Доктор, чтобы помощник не дай бог не забыл.
– Я ведь списал тебя, укрыл и помог выжить. Ты жив благодаря мне!
– И я всегда это помнил. Всегда был с тобой, за тебя.
Постников закрыл глаза. Голова кружилась, каждый глаз болел по-своему, но больше всего терзало ощущение безумия происходящего. Все происходило слишком быстро, слишком странно. Алекс чувствовал себя как человек, который разом выхлебал бутылку водки - злой хмель еще не свалил с ног, но организму уже очень плохо. А хуже всего голове - от осознания грядущего ужаса.
Зачем его сюда привели? Оставят ли его в живых после таких откровенностей? Наверняка нет.
– Ты помнишь, я прикрывал тебя в любой ситуации, - жестко говорил Коллега.
– Я убивал за тебя и был готов умереть. Но теперь...
– Ты предупреждал, - потерянно склонил голову Доктор, продолжая невысказанное. Но почти сразу вздернул ее, сверля 'мичуринца' линзами окуляров.
– Отпусти меня!
Теперь он по-настоящему умолял.
– Отпусти. Я исчезну, уйду из дела, сверну практику, никто меня не найдет!
Коллега покачал головой.
– Или я сам сдамся арбитрам, передам им все контакты, я останусь обычным управляющим или уйду в подручные, снова буду хирургом!
Постников думал, что в таких случаях обычно должны быть какие-то колебания, раздумья. Но спокойный человек в очках, наверное, все продумал заранее. С поправкой на его обычное непробиваемое хладнокровие можно было бы даже сказать, что Коллеге очень плохо - не телесно, а в душе. Но вот на его решимость душевный раздрай никак не повлиял. Постников отчетливо - как и Эл - понял, что один человек из этого кабинета живым точно не выйдет.
– Ты мне обязан, - повторил Доктор с тоскливой безнадежностью.
Коллега достал из кармана шок-пистолет, хорошо памятный Алексу. Такой же или может тот же самый, которым 'мичуринец' пользовался в их первую встречу.
– Мытари хотят убрать тебя из дела, - вымолвил Коллега, словно оправдываясь, почти извиняющимся тоном, но только 'почти'.
– От тебя отступились все. Но я по крайней мере сделаю быстро и мягко.
Он поднял оружие, зеленый луч скользнул по белому халату Эла.
– Быстро...
– Доктор засмеялся, будто залаял, срываясь на всхлип.
– Мягко... Надо же, меня самого пустят по конвейеру. Забавно... забавно.
Он отсмеялся и полез в карман. Рука Коллеги с шок-пистолетом не сдвинулась ни на миллиметр. Доктор достал большой носовой платок и тщательно протер обе линзы.
– Что ж, - Эл наконец закончил свое занятие, аккуратно свернул платок и убрал обратно.
– Коли так уж все развернулось, закончим без истерик.
Постникова била дрожь. Он поневоле примерил ситуацию на себя. Доктор был мерзавцем. Убийцей, садистом не по зову черной души, а по холодному коммерческому расчету. И все же... Алекс невольно подумал - а сам он смог бы так переломить себя? Смог бы, убедившись в неизбежности грядущего, принять его с достоинством?