Вторая часть книги Полякова Г. Г. знакомит читателей с небольшим по времени (около восьми месяцев) периодом боевой деятельности эсминцев эскадры Северного флота. Это были очень напряженные, насыщенные интенсивной боевой деятельностью месяцы. Особенно трудно было осенью и зимой 1944/45 г., когда наступила полярная ночь с постоянными штормами, обледенениями, снежными бурями.

К тому времени у немцев появились лодки новых типов с повышенной скоростью. Они имели специальные устройства, позволявшие идти под дизелями в подводном положении (на перископной глубине), поражали транспорты и корабли противолодочной обороны самонаводящими акустическими торпедами. Претерпела изменения и тактика врага — лодки действовали «волчьими стаями». Гросс–адмирал Дениц и сам Гитлер возлагали на них большие надежды, как на средство, которое может изменить ход войны на море в пользу Германии.

На морских коммуникациях Северного флота сложилась очень напряженная обстановка. Основная тяжесть борьбы с гитлеровскими подводными лодками в осенне–зимних штормовых условиях легла на эсминцы. Корабли, принятые в Англии, были, как говорится, далеко не первой молодости. Ржавые корпуса и прогнившиеводонепроницаемые переборки, изношенные главные и вспомогательные механизмы, старого образца артиллерийские установки и торпедные аппараты — все это делало эсминцы мало пригодными к плаванию и боевой деятельности в условиях Арктики. Но благодаря высокому мастерству, самоотверженности и великому желанию громить гитлеровских захватчиков люди «выжимали» из старой техники и оружия все возможное, а порой и невозможное, о чем убедительно повествует Г. Г. Поляков.

Успехи Северного флота в защите морских коммуникаций вынужден был признать даже бывший гитлеровский адмирал Руге. Характеризуя движение конвоев между Англией и Советским Союзом, он пишет, что «в 1944–1945 гг. в Мурманск снова стали ходить конвои полного состава из 30 и более торговых судов. Несмотря на атаки подводных лодок, а иногда и самолетов, потерн остались незначительными» [3] .

В книге названы десятки фамилий краснофлотцев, старшин и офицеров. Автор, участник многих из описываемых событий, с большой теплотой рассказывает о своих боевых товарищах, об их мужестве, самоотверженности, преданности Родине и народу. Книга правильно освещает события тех далеких лет, правдиво рисует специфику войны на море. В этом ее историко–познавательная ценность.

Автору удалось показать многогранную работу корабельных партийных и комсомольских организаций, их ведущую роль в решении задач, стоявших перед личным составом и за границей во время приемки кораблей, и в период активных военных действий.

Книга проникнута глубоким патриотизмом, любовью и беззаветной преданностью социалистической Родине. Нет сомнений в том, что она будет с интересом прочитана не только теми, кто прошел через горнило Великой Отечественной войны, но и молодым поколением моряков, а также всеми, кто имеет отношение к морю.

Адмирал Харламов Н. М.

Весной 1970 года приехал я по служебным делам в Ленинград. В первый же вечер навестил фронтового друга Николая Ивановича Никольского, профессора Военно–морской академии. Во время войны мы служили с ним на эсминце «Живучий» эскадры Северного флота. Никольский в звании старшего лейтенанта–инженера был тогда командиром электромеханической боевой части (по–уставному — БЧ–V), а я по боевому расписанию — командиром батареи ЗА.

После войны мы встречались редко. И вот сейчас вспоминали боевых друзей с «Живучего», штормовые походы, «проклятое» Заполярье и гораздо более проклятые фашистские подводные лодки.

Вдруг Николай Иванович спрашивает:

— Ты давно был в Военно–морском музее?

Я немного растерялся... Вопрос как-то не вязался с предыдущим разговором.

— Видишь ли, — объяснил Николай Иванович, — годы летят, и прошлое уходит, а в народе между тем говорится: «Никто не забыт и ничто не забыто». Вскоре после войны я видел в музее картину, на которой изо бражен «Живучий», таранящий немецкую подводную лодку. А потом как-то пришел в музей — нет карти ны! И экскурсовод ни слова не сказал о наших эсмин цах...

С горечью говорил это ветеран–североморец. И я задумался. Вспомнил себя молодым лейтенантом, по тревогам стремительно взбегавшим на мостик, где было мое место — управляющего огнем зенитной артиллерии. Перед глазами встало то далекое прошлое, когда служил я на эсминце североморской эскадры.

— А почему бы не написать тебе о «Живучем»? — спросил Николай Иванович. — Ты у нас в запасе, вре мя свободное, должно быть, есть. Да и на мостике ты все время по тревогам торчал, вел журнал боевых дей ствий. Тебе, значит, и карты в руки.

Разбередил он меня этим разговором. На следующий день отправился я в Центральный Военно–морской музей. И выяснил, что картина «Эскадренный миноносец таранит немецко–фашистскую лодку» (написал ее художник Г. В. Горшков еще в 1945 году) некоторое время экспонировалась, но вскоре была снята.

Ну, да что там, у музеев свои законы, хотя обидно, конечно: ведь картина воспроизводит довольно редкий эпизод Великой Отечественной войны — момент тарана подводной лодки «U-387» эсминцем «Живучий».