Шрифт:
«Правильно или нет, но то, что происходило в первые дни знакомства мальчика с футболом, творилось без какого-либо надзора со стороны преподавателей, которые обычно были заняты более взрослыми игроками, а мальчик был предоставлен самому себе. В итоге выходило так, что слабейшие и самые нервные мальчишки безальтернативно оказывались приставленными к воротам, нравилось им это или нет. Менее агрессивные оказывались защитниками, а после горячего спора оставшиеся делились на форвардов и полузащитников. Я полагаю, что не ошибусь, сказав, что более крепкие физически парни всегда выдвигались в нападение, так что более слабые оказывались привязанными к первой позиции, которую им выделили, и сменить ее могли только на свой страх и риск… Так почему мальчишки отдают предпочтение игре впереди? Причин может быть несколько; к примеру, они могут хотеть активно участвовать в игре, поскольку, находясь высоко по полю, занимаются и обороной и атакой, или, что более вероятно, им нравится ощущение собственного превосходства, которое дают им забитые голы… Возвращаясь к нашему бедному голкиперу, вы скажете, что если мои аргументы верны, то мы никогда не дождемся ни одного хорошего вратаря. Следовательно, это требует разъяснения… Но я уверен, что прав, когда говорю, что кандидатов на место в воротах всегда мало, что совсем неудивительно с учетом того, что в холодный день, не находясь под давлением соперника, парень в «раме» почти что гибнет, несмотря на все свои попытки согреться; его воодушевление от игры и участие в ней проявляются лишь всплесками, периодами».
Тем не менее были и исключения: великие вратари появлялись в британской футбольной системе и в период между двумя войнами. Пожалуй, самым величайшим из них был Джон Томсон из «Селтика», хотя трагический конец его жизни привел к тому, что о нем стали судить по потенциалу, который у него был в не меньшей степени, чем по достижениям. Шотландские вратари впоследствии станут таким же избитым комедийным штампом, как тещи и скверные сандвичи, продававшиеся в поездах Британских железных дорог, но в межвоенные годы различий между английской и шотландской вратарскими школами было минимум. Как писал Хью Тейлор о Томсоне в книге The Masters of Scottish Football, в Шотландии того времени «было мало места драме и неестественной театральности». У экстравагантного вратаря, писал он, было не больше шансов на успех, чем у «банковского клерка, который ходил на работу в спортивной куртке и фланелевых штанах». Томсон, однако, был другим. «Быть может, все дело было в присущей ему любезности, – писал Тейлор. – Быть может, в пылкости и рвении молодой крови. Более вероятно же причиной было то, что, несмотря на всю его ловкость, невероятные прыжки и новые идеи, которые он приносил в игру, все окружающие понимали, что нигде в мире не сыскать более надежного вратаря, чем он».
Карьера Томсона получилась трагически короткой, его смерть в двадцатидвухлетнем возрасте спровоцировала один из первых масштабных всплесков народного горя и сожаления об утрате спортсмена. И хотя он сыграл за сборную всего четыре матча, его признавали одним из лучших вратарей, которого только давала миру Шотландия. «Он не был просто голкипером, – говорил центрфорвард «Селтика» Джимми МакГрори, – он был прирожденным атлетом. Он не был крупным, но имел потрясающе развитое стройное тело, которым управлял с грацией олимпийского гимнаста. У него были некрупные руки, но они были очень цепкими, я никогда не видел других рук, которые бы так надежно ловили мяч».
Ведущий скаут «Селтика», Стив Каллахан, был покорен игрой Томсона, когда приехал в графство Файф посмотреть на другого вратаря. Он был озадачен, однако, тем фактом, что никогда прежде не слышал имени Томсона раньше. Когда он познакомился с голкипером, стало ясно почему: матери Томсона приснился сон, в котором она увидела своего сына жестоко искалеченным во время игры, и твердо решила, что не разрешит ему стать профессиональным вратарем. Каллаган, однако, понял, что, если он позволит Томсону уйти с поля сейчас, ему уже никогда не удастся завербовать его в команду, так что он убеждал его тут и там, не отходя от вратаря ни на шаг, и в конце концов игрок подписал контракт под фонарным столбом на улице.
В своей первой игре, на выезде против «Данди» в 1927 году, Томсон совершил грубую ошибку, выронив мяч из рук после навеса Вилли Кука, но «Селтик» одержал победу (2:1), и инцидент был забыт всеми, кроме самого голкипера, который с тех пор решил ловить даже самый простой мяч с максимальной концентрацией и аккуратностью. «У него, – говорил Тейлор, – были руки хирурга: изящные, но очень сильные».
Есть бесчисленное количество историй о совершенных им сейвах, и, судя по всему, он был мастером резкой смены движения в воздухе – подобные трюки ему удавались в противостоянии с «Пири» Каннингемом из «Килмарнока» и в международном матче против сборной Англии на «Хэмпдене» в 1931-м, когда он сумел отразить срикошетивший мяч после удара Гордона Ходжсона. Играя за команду шотландской лиги в матче против сборной лиги Англии в Бирмингеме в ноябре 1928-го, он сделал сейв и все еще лежал на земле, когда инсайд из «Лестера» Эрни Хайн, «набегая, пробил изо всех сил», как пишет Джон Рафферти в книге The Great Ones. «Томсон все еще стоял на коленях, когда мяч полетел прямо в ворота, он должен был проскользнуть под перекладину и вонзиться в сетку ворот. И тут Джон Томсон в великолепном прыжке гимнаста взмыл в воздух, и в мгновение ока его тело изогнулось, руки вытянулись, пальцы достали мяч, и его траектория изменилась так, что он теперь ушел намного выше перекладины».
На следующий год, в аналогичном матче сборных лиг, он впечатлил публику не меньше. «Ворота в тот день, – писал Рафферти, – стали для него концертной площадкой, на которой он скромно принимал почести и восторги, полагающиеся подлинному виртуозу. Кульминацией выступления стал эффектный эпизод, не имевший значения для игры, но в очередной раз продемонстрировавший его безмерный талант. Центрфорвард англичан прорвался к воротам после паса из глубины, но судья дал свисток, сигнализируя об офсайде. Нападающий был в гневе и ярости, и в тот момент, когда Джон Томсон вышел из ворот, чтобы забрать мяч и исполнить штрафной, форвард замахнулся и пробил. Мяч полетел прямо в сторону голкипера и пролетел бы у него над головой, но кипер, не меняя темпа своей расслабленной походки отдыхающего, поднял руку, схватил мяч и продолжил так же спокойно двигаться к месту исполнения штрафного. Беззаботность, с которой он отреагировал на эпизод, не скрыла от публики великолепие его реакции и крепость хватки, а последующие за этим аплодисменты и возгласы болельщиков, должно быть, получились самыми громкими из всех, которыми когда-либо удостаивали такой рядовой момент, ведь это даже не был сейв».
Роковая и последняя для голкипера игра состоялась 5 сентября 1931 года. Игра была против «Рейнджерс» и только подчеркивала всю странность того факта, что он был единственным протестантом в «Селтике», где почти все игроки и болельщики поголовно католики. В ходе предыдущего противостояния Old Firm (так называют дерби «Селтика» и «Рейнджерс». – Прим. пер.) он пожаловался своему партнеру Джимми МакГрори на соперника, который постоянно обзывал его «ублюдком-папистом». МакГрори попросил его не волноваться: его так называли каждую неделю. «Это нормально в твоем случае, – как утверждалось, отвечал Томсон, – ведь ты он и есть».
Первый тайм вышел скучным. Отчеты о матче говорили о царившей на поле атмосфере уныния; зрители томились в ожидании события, которое хоть как-нибудь разбавило бы скуку, но когда его время пришло, сценарий матча принял неожиданно трагический оборот. Через пять минут после окончания перерыва Джимми Флеминг вывел форварда «Рейнджерс» Сэма Инглиша прямо на ворота, тому оставалось только переиграть вратаря. Томсон, впрочем, был знаменит своей храбростью и в феврале предыдущего года пострадал от нее, сломав себе челюсть и несколько ребер в столкновении с Эйрдри. Вот и в этот раз он бросился прямо в ногу Инглишу, и его голова нашла колено форварда. Инглиш отскочил в сторону, а Томсон остался лежать на газоне без сознания.