— Но, позвольте спросить, как зовут вас?

— Мое имя Хлон Игрек Цуккини, — представился господин с совком.

Одд не впервые слышал имя, состоящее сразу из трех слов, но не стал уточнять, почему ученый зовется сортом кабачка. Впрочем, дикари из пещер любили длинные многосложные имена. Они бы наверняка оценили это.

— Разрешите вас называть господин Цуккини?

Ботаник согласно кивнул и спрятал совок в кармане фартука. Одд воспринял это как знак примирения.

— Мои исследования, — начал Цуккини, словно ногтем по воску выцарапывая каждое слово. — Показали… — многозначительная пауза. — Что у путешествий во времени есть несколько крайне интересных свойств. Их бы не мешало знать каждому, кто решил, кхм… — еще одна пауза. — И имеет возможность себе это позволить.

Они сидели за столом в маленькой комнате без окон, с низким сводчатым потолком, белеными стенами и широким приземистым камином, в котором тлело единственное полено. У противоположной стены дремал громоздкий деревянный сундук одного цвета с дверью и украшавшими интерьер панелями. В воздухе парила смесь ольхового дыма, запаха печеного картофеля и горячей грибной настойки, густой и сладковатой на вкус, как кленовый сироп. Несколько толстых прямых свечей на столе оплывали в глиняных блюдцах, как… перевернутые шляпки грибов. Здесь все так или иначе схватывало эту грибную тему.

Если отвлечься от мысли о том, что находишься глубоко-глубоко под горой (они прошли, пробежали и проползли столько, что уже не были уверены, под какой именно), нетрудно было представить себя поздним вечером в обычном каменном доме. Только невозможная на поверхности тишина создавала впечатление чего-то неправильного.

Одд тяжело вздохнул, предвидя долгую невнятную лекцию, потому что в манере ученого было по часу рассказывать о чем угодно, лишь бы ему самому было интересно. Один раз Одд заснул на середине лекции о вязании шерстяных носков, а когда проснулся, Цуккини еще не закончил, дойдя лишь до изготовления пяток. Ученый же размахивал руками и бродил туда-сюда, даже не обратив внимания на то, что его собеседник спит. Однако сейчас властитель грибных плантаций был необычайно краток, и кое-что из его рассказа даже можно было понять с первого раза:

— Самое главное! Ты не можешь встретиться во времени с самим собой. То есть невозможно попасть в тот самый момент, в котором ты уже есть, — Цуккини сделал ударение на «уже» и внезапно замолчал, задумавшись.

На его лоб села большая зеленая муха. Это было удивительно, потому что кроме дождевых червей на подземной плантации Одд раньше не видел никаких насекомых. Муха на такой глубине казалась чем-то из ряда вон выходящим.

«Вполне возможно, что тут есть другой выход наружу. Отдельный, по которому не нужно петлять сквозь орочьи подземелья, — подумал он. — Вот удача была бы сразу попасть сюда с поверхности».

Тут Цуккини громко хлопнул себя по лбу, едва не сбив очки на пол. Невредимая муха бодро облетела стол, проигнорировала мальчика и устроилась на крышке большого синего чайника.

— Мда… Кхе-кхе, — откашлялся лектор, пытаясь восстановить нить событий. — Так вот, мой юный друг, — Одд ненавидел, когда его так называли, но решил не возражать.

Цуккини продолжил, гневно разглядывая муху, исследующую крышку чайника:

— Это довольно сложно объяснить. Да и не думаю, что тебе будет интересно разбираться в деталях… Поверь, что в некоторые вещи лучше не погружаться ради своего же спокойствия.

Все это время он по чуть-чуть отпивал сироп из маленького глиняного кувшинчика и покачивал ногой под столом. Одд уже начал закипать от нетерпения.

— Пей, очень полезно для здоровья, — кивнул Цуккини на чашку с радостным изображением мухомора в руках Одда. — Люди явно недооценивают грибы! Просто не умеют делать из них что-то лучшее, чем кучу подгорелых кусочков на сковородке.

Нельзя было дать ему отклониться от темы, иначе вернуть ученого в русло начатого разговора уже не удастся:

— Так что насчет времени? Я не понял, — нетерпеливо спросил Одд.

— Я, по-моему, все уже рассказал… Суть в том, что ни с каким собой-раньше или собой-позже в одном времени оказаться нельзя. Если ты переместился во времени сюда, значит, или еще не родился или уже умер… Ну… Или куда-то там задевался, так, что само время не знает, где ты находишься. Вроде того.

— То есть… — в голове Одда волчком крутилось услышанное. — Вы хотите сказать, что… — он осторожно подбирал слова, будто каждое из них могло ужалить в ногу, если что-то пойдет не так. — Раз я тут с вами сейчас, то в обычном времени, в котором я жил раньше, я или еще не родился или… — а вот с этой мыслью было непросто свыкнуться. — Или уже умер?

— Вот! Молодец! Уловил самую суть! — Цуккини чуть не бросил в него кувшинчиком, всплеснув руками. — Сейчас, как я говорил, тебя уже нет в том времени, которое ты покинул. А туда, где ты уже есть, невозможно попасть. Не знаю, даже не спрашивай, что там произошло. Может, это были орки, или болезнь, или ты упал со скалы… Вселенная — это, понимаешь ли, живой и разумный организм, очень напоминающий книгу, которая пишет сама себя. Каким-то образом тебя — ха-ха! — вычеркнули из рассказа в одном месте и написали в другом. Представь! Подтерли ластиком и заново написали! Может, в момент первого скачка во времени, или где-то когда-то там…