Цуккини уставился на Одда с таким неприкрытым самодовольством, словно тот был его учеником, только что сделавшим мировое открытие. Или лучше так: его учеником, которого он сам только что до глубины души удивил своим.

Одд сидел, сжавшись в комок на высоком стуле, поджав ноги и стараясь не выкинуть что-нибудь очень странное от всего услышанного. Например, вскочить на стол и рассказать блюдцам анекдот про лису и чертополох (вы ведь знаете этот старый анекдот, от которого еще ваш дедушка заходился смехом до колик в животе?). Весь мир, и без того проделывавший с ним невероятные штуки, теперь вовсе встал с ног на голову, притом лихо играя на скрипке джигу.

Мальчик глянул в свою чашку, и на мгновение ему показалось, что грибной сироп неодобрительно посмотрел на него в ответ. От вселенной, где происходит такое, можно ожидать чего угодно. В конце концов у любого бы немного сдвинулась крыша, услышь он такое о себе. Можно, конечно, рассудить по-другому: Цуккини напрочь сошел с ума и несет всякую чушь. Или просто шутит, с него бы сталось. Этот подземный ботаник в желтых ботинках — довольно странный тип, кто бы спорил, и вполне способен отколоть номер. Но, похоже, ни безумцем, ни шутником он вовсе не был. Скорее, ученый был серьезен до смешного, чем склонен пошутить.

— Ин сумма! — торжественно подытожил он. — Или ты сейчас, или ты потом! — Кажется, ничего нелепее Одд в жизни еще не слышал.

— То есть одно из двух: когда спасешь долину в одном времени, то в другом к этому моменту будешь мертвее засушенного гриба! Что ты, раз мы тут с тобой разговариваем, уже благополучно совершил… Или совершишь… Или это происходит прямо сейчас, и ты просто растворишься в воздухе у меня на глазах… Короче, ни о чем не беспокойся! Все и так считают тебя мертвым. Ха-ха!

Кажется, его это забавляло. Иногда за ходом мысли ученого было невозможно уследить: она плясала и бегала зигзагом, подобно сбесившемуся еноту.

— Все… Кроме тебя самого и твоих друзей. Ну, и кроме меня, само собой, — Цуккнини со вздохом развел руками, так что кувшинчик кометой пронесся на волосок от носа мальчика.

— А еще Харкана, — поставил точку Одд, глядя перед собой.

— А, ну да, ну да… Мой безумный братец, — как бы между прочим обронил ученый, допивая остывающий сироп.

— Что?! — Одда будто подбросило на стуле.

Кот, до этого дремавший на сундуке, спрыгнул на пол и с обиженным видом вышел прочь, подергивая хвостом от досады. В приличном обществе никогда так не кричат в присутствии спящих!

— Что «что»? — не понял Цуккини.

— Харкан — ваш брат?! — теперь мальчик готов был съесть свечи со стола, лишь бы он продолжал рассказывать.

— Ну да. А что в этом такого? Ты его знаешь? — Цуккини приподнял и тут же опустил крышку чайника. — Чай и вовсе простыл…

— Он же управляет всеми орками! — воскликнул Одд.

— Ну, далеко не всеми, а только теми, что живут здесь. Это, по моим прикидкам, далеко не все. Есть еще горы Очудноземья и Северных Океаний и… Короче, в мире полно других орков, которые слыхом не слыхивали ни про какого Харкана.

— Я-то думал, вы пленник!

— Еще чего тебе взбрело в голову! — приосанился Цуккини. — Много чести моему братцу взять меня в плен. Да он носа сюда не покажет, пока я не разрешу! — ученый буквально раздулся от праведного гнева.

Но Оддом уже завладела другая мысль:

— Ведь Харкан — ужасный злодей. А вы — его брат. И ничего не делаете, чтобы его остановить! Ничегошеньки! Там люди гибнут из-за него! А вы здесь копаетесь в своих грибах!

— Да, — грустно сказал Цукккини. Весь его гнев мгновенно улетучился и теперь за столом сидел маленький старый человек в засаленном колпаке и обвисшем шерстяном свитере. — Да, — повторил он. — У нас договор. Ничего не могу поделать. Договор есть договор. Очень жаль.

— Что за договор?! — требовал ответа Одд.

— Очень простой договор: он не вмешивается в мои дела, а я в его. Это давняя история. Ужасно давняя, мой мальчик. Ужасно, ужасно… У нас договор…

Ученый все чаще повторял одни и те же слова, взгляд его помутнел, а плечи подтянулись к ушам. Комната будто наполнилась старой чердачной пылью, свечи потускнели, а тлеющее в камине бревно защелкало, плюясь искрами на пол.

Только сейчас Одд разглядел, что маленькие уши Цуккини остры, как у белки, и покрыты белым вьющимся пухом, а в их мочки вдеты тонкие золотые кольца — по три штуки в каждой. Его кожа была бледно-серой, но не такой, как бывает у людей, долго не выходивших на солнце, а как ствол старого дерева с ободранной корой. Зрачки широкие и черные, напрочь лишенные роговицы, словно отверстия в маске. Цуккини, похоже, не был человеком… Или был им не вполне. Но кто же он? Одд озадаченно смотрел на своего странного знакомого, пытаясь навести порядок в голове и прийти хоть к каким-то выводам.