О моральном и физическом истощении войск ГА «Центр» к началу ноября 1941 г. говорится и в других немецких документах. Были также трудности с потерями в материальной части, особенно это касалось ПТО, число которых у ГА «Центр» сократилось почти наполовину, по сравнению с началом кампании против СССР [565] . Немецкими экспертами было также отмечено, что противотанковые средства вермахта в большинстве своем не годятся для борьбы с советскими средними и тяжелыми танками. Однако было выделено, что эффективно в применении против советских танков зенитное орудие 88 мм, кроме него, полевая гаубица, но только при условии применения ею зажигательных гранат. Помимо этого, предполагалось использовать трофейные орудия 76,2 мм (знаменитые ПТО «Грабина») либо германское полевое орудие [566] (надо понимать, орудие стандартного полевого калибра 75 мм).

Оснащенность артиллерии боеприпасами перед генеральным наступлением на Москву во второй половине ноября 1941 г. оценивалось как неудовлетворительное, 40 % от нормы, в некоторых дивизиях — 25 % [567] . Однако в артиллерийских дивизионах армейского и корпусного подчинения положение с боеприпасами было еще худшим, например в 7-м армейском корпусе снарядов для дивизионов корпусного уровня было только на один выстрел. Такое положение с боеприпасами позволило командованию ГА «Центр» создать только малый запас снарядов на случай советского наступления [568] . Германским командованием было также отмечено в первой половине ноября 1941 г., что советская артиллерия не имеет недостатка в боеприпасах, осыпая немецкие войска градом снарядов [569] , что, правда, противоречит советским свидетельствам, относящимся ко второй половине ноября 1941 г. Немецкими экспертами было отмечено, что германская артиллерия на Московском направлении перед генеральным наступлением на советскую столицу не имела достаточно боеприпасов для ведения ответного огня [570] (контрбатарейный огонь). Причиной тому называлось плохое состояние автомобильных и железных дорог в условиях жестокой зимы (была еще первая половина ноября) на Московском направлении.

Германское командование возлагало надежды на улучшение погодных условий и ускорение восстановления транспортной сети [571] (надо понимать, речь шла в первую очередь о Вязьменском и Оршанском транспортных узлах), что позволило бы улучшить снабжение артиллерии боеприпасами. Таким образом, немецкие штабисты были дезориентированы в первой половине ноября 1941 г. своими метеорологическими службами, которые были подотчетны непосредственно ОКВ, то есть Гитлеру.

Проблемы со снабжением имели место не только в артиллерии. Немецкими экспертами отмечался в ноябре 1941 г. падеж лошадей из-за дефицита овса. Немецкие солдаты начали испытывать нехватку хлеба перед генеральным наступлением на Москву. ГСМ хватало только для самых необходимых действий. Квартирмейстер 4-й танковой армии отмечал острый дефицит боеприпасов (почти 2000 т) и ГСМ (почти 4800 т) на дату 4 ноября 1941 г. Этот дефицит не позволял данной танковой армии приготовиться к генеральному наступлению, для чего требовалось б дней при нормальном снабжении. По оценкам квартирмейстера ГА «Центр», 4-й танковой армии для подготовки к наступлению требовалось 5 воинских эшелонов снабжения ежедневно, но на станции Уваровка (Можайский район Московской области) отмечалось прибытие трех эшелонов в течение двух дней [572] .

Проблемам со снабжением в первой декаде ноября 1941 г. уделялось особо большое значение в ГА «Центр». Станции Уваровка явно было недостаточно для снабжения практически всей ГА «Центр», эшелонов не хватало даже для обеспечения одной танковой армии. Требовались автомобильные трассы, но у германских войск не оказалось снегоочистительных машин, как и достаточного количества дорожно-строительных частей, из-за чего участок Гжатск — Можайск находился в неудовлетворительном состоянии [573] .

Операция «Барбаросса» была реализована в непоследовательном режиме. Это стало следствием того, что значительная часть советских войск все-таки смогла отойти вглубь страны. Если бы Красной армии не удалось этого сделать, то мобилизация однозначно не привела бы к тому эффекту, какой получился. Причиной срыва «Барбароссы» можно считать решение Г.К. Жукова, который незадолго до войны стал начальником Генерального штаба РККА, создать в западных округах систему глубоко эшелонированной обороны, это и не позволило вермахту в течение первых двух недель уничтожить советские войска.

Большим недочетом работы командования Белорусского ВО стало то, что вермахту удалось быстро взять мосты, которые остались почти в полной сохранности, через Буг и Неман. Германское командование, как мы сказали выше, очень опасалось разрушения мостов через крупные реки. Примерно то же самое произошло с мостами через Западную Двину, которые советские ВВС безуспешно пытались разбомбить, когда отступили наземные силы РККА, то есть летчики выполняли работу саперов.

Как показывают события августа 1941 г. в Эстонии и на подступах к Ленинграду, прекрасно показал себя Балтийский флот, несмотря на тяжелые условия и большие потери, морякам удалось обеспечить противодействие германским войскам в районе Таллина и других важных стратегических пунктах в Эстонии, что замедлило продвижение 18-й армии вермахта к северной столице страны. Поэтому популярное мнение, что военно-морской флот имел второстепенное значение в годы Великой Отечественной войны, как мы уверены, не соответствует действительности.

Германская штабная версия событий 1941 г. ставит под сомнение другое распространенное и популярное в России мнение, что «Зимняя война» создала буферную зону к западу от Ленинграда, чем спасло город от захвата его гитлеровцами в конце лета— осенью 1941 г. Дело в том, что Выборг стал, как можно видеть из данных, приведенных нами выше, ловушкой для нескольких советских дивизий, там были потеряны значительные ресурсы, включая много единиц тяжелой артиллерии, которой катастрофически будет не хватать войскам под командованием Г.К. Жукова для проведения операций по прорыву блокады Ленинграда в сентябре 1941 г.