наклонился надо мной:

– Николай Евгеньевич! Разрешите к вам обратится?

– Да! Конечно! – вяло, смутно понимая, ответил я, не обращая на него никакого

внимания. И даже сейчас, вспоминая этот сюжет, не могу представить, как он выглядел в

подробностях.

– Если вы позволите, то мы с вами пройдёмте ко мне в кабинет и там продолжим наш

разговор! Вы сможете идти? Или ещё немножко подождать?

– Да, смогу! – что бы это всё быстрее закончилось, я встал, шатаясь, придерживаясь за

стенку, побрёл за ним, не понимая, что ещё от меня хотят.

Войдя в узкий кабинет, с низким наклонным потолком, он предложил курить, я

отказался.

– Я, старший лейтенант Царёв Дмитрий Васильевич, оперативный сотрудник!

Отвечаю за это крыло!..

– Извините меня, Дмитрий Васильевич, мне это не интересно! И не вижу смысла в

нашем с вами разговоре! Лучше вам оставить меня в покое! – упавшим голосом возразил я.

– Я вас понимаю!

– Нет, вы меня не понимаете! Вы не оказывались в таком положении, если бы

оказались, то не сидели бы сейчас напротив меня!

– И всё же, позвольте мне сказать то, что я думаю! А потом решайте, что будете

делать! Хорошо?

– Слушаю вас! Всё равно, у меня другого выхода нет, как только слушать вас! –

равнодушно высказался я.

– Для начала! Вот вам письмо от вашей жены! Вот ручка, листочек! Можете спокойно

почитать! Если есть желание, сразу же написать ответ! Нет желания, напишете в камере,

завтра примерно в это же время вас выведут снова. И вы передадите мне! А я, передам

вашим сослуживцам!

Я медленно взял письмо, не смотря на конверт, аккуратно положил в карман. Он

удивлённо вытаращил глаза:

– Вы что не будете читать?

– Почитаю потом! Мы же здесь не ради этого!

– И ради этого тоже! Не забывайте, что на воле, вы нужны вашей жене и детям! Они

вас ждут! – он положил локти на стол и упёрся лбом об большие пальцы. Я с равнодушием

подумал о жене, о детях. Они казались так далеко и так недосягаемы, что в этом нет никакого

смысла. Он, просидев какое-то время, снова посмотрел на меня, указывая кистью на стол, –

Передо мной лежит ваша карточка! Эта карточка будет сопровождать вас везде! Мне не

представляет сложности, начертить полоску по диагонали, и тогда вы будете на особом

учёте. Что-либо с собой сделать, здесь, вам не дадут. А вот биографию свою вы испортите

сильно, болезнь какую-нибудь заработаете, это точно! К примеру, язва желудка! И кому вы

такой больной, будете нужны! Чтоб не портить, я ни чего рисовать не буду! Вы поймите

одно: тут многие сотрудники солидарны с вами! Бросьте затею голодовки! Кушайте,

занимайтесь спортом, читайте нужную литературу, вникайте, боритесь! Они специально

добиваются этого! Не доставляйте им такой радости! Накажите этих негодяев! Мы, все,

только спасибо скажем! А пока, напишите, что вам надо! Нужна литература? Принесу!

Помогу чем смогу! Ну, вот, я всё сказал, что хотел! Теперь сами решайте, как быть! – он

смотрел на меня, ожидая решения.

– Хорошо! Я вас понял! – ответил ему.

Вдруг во мне что-то щёлкнуло. Словно кто-то в голове включил свет, осветив всё

происходящее вокруг. Я отчётливо увидел себя. Как будто раскрылись глаза. Во мне закипела

злость. Захотелось мести, справедливости. Захотелось, чтоб они тоже почувствовали то, что

переживаю я.

– Разрешите, я пойду в свою камеру и ещё раз осмыслю ваши слова и своё положение?

– совершенно другим голосом обратился своему собеседнику.

– Да, конечно! – недоумённо смотря на меня, ответил старший лейтенант.

Я, встал и вышел из помещения. Зашагал к своей камере. Возможно, мне кто-то что-то

говорил, даже пытался догнать, но я никого больше не слышал, да и не хотел слышать. С

каждым шагом возрастала уверенность. Контролёр, увидев меня, удивлённо посмотрел, ни

слова не говоря, открыл двери. Зайдя в камеру, первым делом выпил большую кружку воды.

Сел на лавочку, стал обдумывать план своих действий.

Сосед, какое-то время смотрел молча:

– Зря ты голодовку объявлял! Теперь тебя точно переведут в какую-нибудь камеру!