– Эли? Ты устала? Ну, давай!
– крикнул Пауль, который, идя впереди, оглянулся на меня. Я отстала, шла за другими, как замечтавшаяся собачонка.

– Мышечная боль!
– ответила я, усмехаясь, и помахала.
– Ой!
– Я потёрла, в безупречной манере актрисы бедро. Темнота предотвращала то, чтобы он смог разглядеть блеск слёз в моих глазах. Только Тильман видел их. Он взял меня за запястье и заставил идти быстрее. Упрямо, я упёрлась ногами в землю.

– Елизавета.
– Он глубоко вздохнул и попытался сдержать себя. Чёрт, как он хорошо сегодня вечером выглядел. Энергия пульсировала в его глазах, спина была прямой, тело полное ожиданий. Он хотел схватку, да, он ожидал её с нетерпением. А ожидание, казалось, оживляет его, может быть, даже возбуждает. Что господин Щютц упоминал об одном из атавизмов, которые иногда охватывали нас, людей? При угрозе смерти мы внезапно были вдохновлены желанием произвести потомство? Гарантировать наше будущее поколение, даже если мир грозит погибнуть - ради выживания?

– Я иду домой. Повеселитесь дальше без меня, - прошептала я. Я обессилено привалилась к влажной кирпичной стене позади меня. Смех Джианны переливался в ночи, потом до нас донёсся тихий смех Пауля.

Тильман опёрся руками о стену, справа и слева от моих висков, его лицо на расстоянии всего нескольких сантиметров от моего.

– Нет, Эли. Вспомни прошедшие недели. Что мы делали? Боялись, ломали головы, почти не ели и не спали, ругались ... Мы вообще не жили. Мы здесь, посреди большого города, в который любой другой приезжает, чтобы повеселиться, за углом у нас находится Репербан, Санкт-Паули, Рыбный рынок, всё здесь, а мы терзаем друг друга. Позволь нам, по крайней мере, пожить сегодня ночью.

– Ну да. Да ты ведь хорошо проводил время на корабле со своей ... тёлкой. Так что не жалуйся.

– Да, и попробуй догадаться, почему я это сделал. Почему я в первый же вечер подцепил девчонку. Ну? Чтобы думать о чём-то другом. Это случилось не случайно. У меня было видение на этом корабле, сразу же после прибытия. Я видел Францёза, как он пронзает мне череп стрелами и смотрит через дырки. Мне нужно было это сделать. Так как это отвлекает меня.

– Меня нет, - ответила я упрямо.
– Меня такое не может отвлечь.

– О нет, может, - возразил Тильман настойчиво, наклонился вперёд и коснулся собственнически моего рта своими губами. Я вздрогнула, потому что они были тёплыми. Тёплыми, не прохладными. Это поцелуй, сказала я себе объективно, когда случайно кажущееся прикосновение стало обязывающим, недоразумения исключены. Да, это был поцелуй, чёткий и требовательный. Я позволила, чтобы наши языки коснулись друг друга, остановились, потом опять разделились и остановили мои мысли своей случайной игрой. Я больше не могла думать. Моё лицо вспыхнуло во внезапном приступе жара, а колени приятно ослабели. Как бы между прочим Тильман взял меня за талию и слегка притянул к своему бедру, чтобы поддержать. Ещё какое-то время наши губы нежно покоились друг на друге, пока он медленно не отодвинулся. Сразу мой мозг снова начал работать.

Моя пощёчина даже не достала щёки Тильмана, и я должна была признать, что, несмотря на восстановленное присутствие духа, выполнила её неохотно. Он легко поймал мою руку и усмехнулся.

– В этом нет необходимости, - прошептал он.
– Он был от Колина.

– Но ...
– Но Тильман уже отвернулся и пошёл за Джианной и Паулем, которые усердно нам махали и показывали на один из переулков.

– Поторопитесь, возле дверей как раз нет очереди! Быстрее!
– Я чувствовала себя так, будто меня сварили вкрутую, когда оттолкнулась от стены и попыталась совершенно нормально делать один шаг за другим. Смущённо я поняла, что предпочла бы лечь.

Кто бы это ни был. Тильман, Колин, Гриша. Главное - продолжение рода. Мы, люди, были только безнадёжной, контролируемой нашими инстинктами, конструкцией.

Но что сказал Тильман? Он был от Колина. Что он имел в виду? Я поцеловала Тильмана, не Колина. Хотя не была в него влюблена. Ну ладно, он поцеловал меня. Тоже, не будучи влюблённым в меня. И ни то, и ни другое не изменило того, что моему организму это понравилось. И это продолжало ему нравиться. Он трепетал и дрожал, а мои мысли оставались неохотно вялыми, хотя я чувствовала себя лёгкой, как пёрышко. Я почти что парила над асфальтом, как только вернула себе способность ходить, и присоединилась к смеху других, хотя совершенно не знала, над чем те смеялись. Джианна отвела нас на задний двор. Прежде чем я смогла разглядеть, что за заведение нас ожидало, она уже протолкнула меня в проход и грохочущие басы сделали любой дальнейший разговор невозможным.

Мне были знакомы такие места из Кёльна. Клуб средней величины с двумя или тремя танцевальными площадками, плюс комната для отдыха, душный воздух и амбициозные ди-джеи, которые, как правило, только после полуночи начинали ставить по-настоящему захватывающую музыку.

Главная танцевальная площадка была переполнена. Тем не менее, мы протиснулись мимо трясущих бёдрами женщин и потеющих мужчин, пока не оказались посредине, в окружении неистово веселящихся людей, которые были решительно настроены на то, чтобы превратить ночь в день. Пахло алкоголем и сверхдозой феромонов.

Я не смогла подавить смешок, когда заметила выражение лица Джианны. Пауль начал танцевать, а Джианна, совершенно очевидно, не ожидала того, что теперь видела.

– Что же. Всё получить невозможно!
– крикнула она мне.
– Зато он выглядит сногсшибательно, когда идёт!
– Пауль, которому было совершенно ясно, о чём мы говорили, беззаботно нам улыбнулся. Беззаботной была также манера, как он двигался. Он никогда не был великим танцором, но любил это делать и, по крайней мере, оставался в ритме, даже если при этом напоминал неуклюжего циркового медведя. Тильман же, напротив, исполнил настоящий воинственный танец. Или танец смерти? Как тогда, в ту холодную ночь в нашей комнате, он выглядел поглощённым, но в этот раз в его движениях было вложено больше силы и страсти - огненное спокойствие, которое притягивало к себе взгляды девушек. Так же и Джианна, казалось, состоит из подавленной агрессии и встряхивала волосы, будто завтрашнего дня не наступит.