У Пауля было только одно условие:

– Главное, этот жуткий парень не будет у нас появляться.
– Нет, он точно не будет. Жуткий парень - здесь имелся в виду, несомненно, Колин - больше не показывался после нашего спора на просёлочной дороге. Я спрашивала себя, чем я заслужила снова быть отвергнутой - скрывался ли за этим всё ещё страх, что мы можем этим навести Тессу на его след? Я надеялась, что это и была причина, но что-то во мне знало с подавляющей безошибочностью, что моя надежда останется напрасной.

Я заставила себя на ужин - картофельная запеканка с ветчиной, любимая еда Пауля - проглотить две порции, хотя ничего на вкус не ощущала, поучила немного об Англо-бурских войнах и потом сделала кое-что, что уже не решалась делать в течение нескольких недель. Нет, в течение нескольких месяцев. Может быть, это привлечёт его, установит между нами связь. Может быть.

Я устроилась на кровати, засунула наушники в уши и хотела доверить себя своим мечтам. Но задолго до того, как прозвучал последний звук, меня охватила тревожная уверенность, что я разучилась мечтать. Образы оставались где-то далеко и были бесцветными. Я их не чувствовала, и они не вызывали во мне никаких эмоций.

Неподвижно я лежала на простыне, пока не настала ночь и не забрала моё сознание.

Глава 23.

Встреча в ночи

Лето. Да, это было снова лето ... Я почувствовала его прежде, чем открыла глаза. И я услышала его. Все эти тихие звук снаружи звучали яснее, лучше, теплее. Пропитанные солнцем. И всё-таки я различила в них тёмную, тяжёлую меланхолию. Дрозд перед моим окном пел с тоской и пронзительно, а шум в деревьях был смешан с тем хрупким, сухим треском, который предвещает смерть первых падающих листьев. В запахе ветра чувствовалась сладкая пряность начинающегося гниения.

Что же случилось? Как я могла быть такой слепой? Я пропустила лето. Оно уже увядало, возможно, ещё будут один или два последних жарких дня, но ночи уже начнут рассказывать об осени. А лета я не видела. Не наслаждалась им. Я даже ни разу не почувствовала солнца на своей коже. Оно прошло мимо, и я не могла вернуть его.

Я подошла к окну и посмотрела на улицу, чтобы увидеть то, что подозревала: листья изменили цвет на своих концах, тонкие коричневые следы, трава была сухой и опалённой, а пение дрозда звучало всё более отчаянно.

Я не смогу вынести ещё одну зиму. Не сейчас. У меня не было сил для второй зимы. Я впитала слишком мало тепла - этого не должно было быть!

– Нет, - сказала я и начала кричать, и пока я кричала, деревья сбросили свои листья, а небо потемнело. Поздно ... было слишком поздно ... Я проснулась и первое, что заметила, что действительно кричу. Мои голосовые связки измученно хрипели, но потребовалось несколько секунд, пока я смогла приказать им замолчать. Меня никто не услышал. Такой крик другие не слышали. Он был предназначен только для меня.

– Сейчас март, - прошептала я.
– Середина марта, Эли. Лето ещё только наступит. Ты ничего не пропустила.
– Теперь и мой внутренний крик умолк. Я смогу всё это пережить, первые бутоны, мягкую траву под моими босыми ногами, пение сверчков. Постепенно. Мне нужно только немного терпения и бодрствовать.

На мне всё ещё были надеты мои джинсы и вязаная кофта, но я дополнительно к этому подняла ещё серую флисовую куртку с капюшоном с пола, которую купила осенью во внезапном приступе ностальгии по Колину. Она мне понадобиться, так как ночь была очень холодной. Я открыла окно и взглянула на дорогу. Моё дыхание остановилось, когда я различила длинную, худую фигуру, которая облокотилась на стену заброшенного дома напротив.

Моё тело в одну долю секунды отреагировало чистым страхом. Страхом перед этой фигурой внизу, чьи глаза я не могла видеть, а только чувствовать. Мой желудок судорожно сжался, а кровь бросилась мне в руки и ноги. Я была готова бежать.

Я скользнула в мои ботинки и спустилась в темноте по лестнице, прокралась через зимний сад на улицу и на пустынную дорогу. Да, на ней не было ни одного человека. Так как эта фигура не была человеком.

Молча, мы прошли вдоль просёлочной дороги в гору, мимо дуба, чьи голые ветки блестели от воды. Наверху, на возвышенности, Колин открыл ворота пастбища, где с осени проводили свою старость три старых пони, и направились к открытой деревянной повозке, чей кузов использовался как хранилище для сена. Пони, фыркая, отступили, но тихое бархатистое жужжание из горла Колина забрало их страх.

Я позволила ему вести себя, не задумываясь. Любая мысль была бы потрачена впустую - она всё равно не смогла бы меня спасти. Мой самый злейший враг подстерегал меня в моём сердце.

Я села с другой стороны повозки. Достаточно близко, чтобы поговорить с Колином, не повышая при этом голоса, но достаточно далеко, чтобы нечаянно не коснуться его, когда буду двигаться.

– Значит, мы не в опасности?
– прервала я наше молчание.

– Тесса может быть и глупая, но у неё очень хороший инстинкт в отношении любви. Нет, мы не в опасности.