– Это как? – решила уточнить я.

– Самое правильное, если вдруг возникнут какие-то проблемы, это поднять шум, дабы морально раздавить задерживаемого. Ори, что ты из милиции, что стройка окружена и всё такое. Если вдруг увидишь, что победа явно не за нами, звони Виктории, пусть приезжает её охрана или сразу сообщай в милицию. В общем, импровизируй. Главное, не вмешивайся, если всё идет по плану, – как-то расслабленно и совсем не по-деловому наставлял меня Георгий.

– А если преступник будет не один? – меня слегка задевала беспечность опера.

– Главное, сообщи об этом мне. Я разберусь.

– Ненавижу, когда ты с такой гордостью сообщаешь, что планируешь применять насилие! – не выдержала я.

– Да я, собственно, не планирую.

Я требовательно склонила голову, подчеркивая, что ожидаю разъяснений.

– Знаешь, – Жорик впервые за последнюю пару часов сделался серьезным, – Преступник, он ведь не всегда виновен. И применять силу против него – последнее дело. Иногда достаточно просто поговорить.

– И это ты говоришь?! – не поверила я.

– Да. И ничего удивительного в этом нет, – спокойно ответил бывший опер, – Скорее удивителен тот образ кровожадного монстра, который ты пытаешься видеть во мне. То есть, я понимаю, конечно: для выгодного фона тебе нужен рядом человек с массой недостатков.

– Глупости, – робко попыталась защититься я, – Мне как раз нужен рядом человек без недостатков, чтобы было на кого ровняться. Поэтому я всегда и одна… А про твою кровожадность я узнала, наблюдая, как ты общаешься с Клюшкой.

– Я уже оправдывался по этому поводу, – сдержанно ответил Жорик, потом почему-то решил стать более откровенным, – Знаешь, почему я ушел из органов?

– Клюшка?

– Нет, Николаша просто подпортил мне отношения с начальством. Работать стало тяжелее, но можно было.

– А, – вспомнила я, – Виктория рассказывала. Чей-то там сын обокрал Викину свекровь и ты, когда не удалось осудить его официально, силой забрал у него украденное.

– Да. Именно из-за этой истории. Но Виктория не права, считая, что отец того парня виноват в моем увольнении. Я ушел по собственной воле. После того, как узнал, что парень, которого я избил, дабы забрать документы Силенской-старшей, на самом деле не виновен.

– Как? – только и смогла спросить я.

– А вот так. Силенская расселяла коммуналку. Она запудрила мозги престарелому деду этого парня, и старик, думая, что сдает комнату в аренду на полгода, подписал договор о том, что продает свою недвижимость, причем за сущие копейки. Родственники, конечно, когда узнали, подняли шум. Но, ничего не попишешь, подпись настоящая, у нотариуса поставленная. Дед, когда осознал, как его обманули, отказался съезжать наотрез. Грозился комнату вместе с собой поджечь. Его буквально выносили. Он даже в больницу попал. Родственники по судам потыкались, убедились, что у Силенской-свекрови кругом связи и решили не связываться. Один внук сдаваться не собирался. Стал настаивать, что никакой продажи не было, требовал, чтобы всё проверили, давил на то, что дед в здравом уме никогда бы такую подпись не поставил. В общем, выследил он эту авантюристку, когда та шла Договор в качестве свидетельства правильности сделки предъявлять. И не избивал он её вовсе, только пригрозил и бумаги забрал. А та, естественно, тут же к нам кинулась. Я тогда молодой был. Метался между белым и черным, оттенков вообще не признавал. Она меня еще науськала, мол, официально тут ничего не добьешься… Я, не разобравшись, ринулся в дело. Жаль, что парнишка не успел этот злополучный Договор уничтожить… А потом, когда мне объяснили, в чем дело, что-либо менять поздно уже было. В общем, ушел я из борцов за справедливость.

– А сейчас ты кто?

– Скорее борец за невмешательство. Я не знаю, что есть добро, посему наказывать зло считаю себя не в праве.

– А на Клюшку кто бросался?

– Ну… У меня к нему и его бизнесу личная антипатия. Не из идейных соображений, а просто.

– А «просто» твоими принципами разрешается? – улыбнулась я.

– Разрешается, не разрешается… Я ему ничего плохого не сделал… – Жорик всё еще находился под властью собственных мыслей, – Главное, мне так до сих пор и не представился случай реабилитироваться… Вот даже с тем же Санькой. Я хотел поговорить, разобраться, выяснить. Найти в нем положительные черты, помочь уменьшить срок…

– Ну, Санька этот – подонок. Как ни крути, – быстро вставила я.

– Опять же, не нам судить, – Жорик пожал плечами, – Но после разговора с ним желание ему помогать у меня как-то отпало. А тут еще ты со своей страстью видеть во мне жестокого, грубого ментяру…

Я хотела возразить, но не нашла подходящих слов. Получалось, будто я согласна с такой характеристикой Жорика. Мне стало как-то совсем неловко.

– А зачем же ты принялся Силенской-младшей помогать?

– А… Всё-таки вернулись к этому разговору, – Жорик улыбнулся, – Главное вовремя. Я уже говорил тебе. Изначально потому, что уж очень хотелось в Клюшкиной гадостности убедиться. А потом… Потом я встретил тебя, Катерина, и… скажем так, очень заинтересовался.

Я густо покраснела и расстроилась.

– Не надо так говорить, – я быстро отвела глаза и принялась убирать со стола, – Ты просто плохо меня знаешь. Идеализируешь… Я на самом деле плохая…

Господи, ну почему я не могу сейчас просто порадоваться, как нормальный человек. Почему у меня всё всегда так сложно и запутано.

– Я знаю, – серьезно ответил Жорик, – И это мне в тебе тоже нравится.

– Господи, перестань! – почти перешла на крик я, – Самое время для подобных признаний! Нам предстоит такое дело…