–  На Украине говорят, голова без ума что фонарь без свечки! Таков и Гитлер, - усмехнулся Мерецков.
– Надо быть глупцом, чтобы пойти на нас войной. До него это уже делал Наполеон. И что же? Он потерял на полях России всю свою армию и еле живой с горсткой разбитых войск добрался до Франции. Гитлеру тоже захотелось русских земель и русской нефти, но вместо этого попал на тот свет...

Его прервал телефонный звонок. Командарм снял трубку.

Звонил Василевский. Он сообщил, что утром должен получить из Генштаба важный документ, а какой - неизвестно.

Важным документом оказалось заявление советского правительства об объявлении войны Японии. Утром его передали по всесоюзному радио, а вскоре Мерецкову вручили текст штабные радисты, принявшие его. Ознакомившись с документом, маршал Мерецков произнёс:

–  Завтра начнём наступление!

–  Наконец-то!
– обрадовался генерал Белобородов.
– Я даже похудел от напряжения, - улыбнулся он.

Раннее, подернутое серой дымкой утро 8 августа. 11 войсковых армий ещё вчера заняли исходные позиции. 26 тысяч орудий и миномётов готовы были по первому сигналу открыть губительный огонь по врагу. Около 5500 танков и самоходных орудий тоже ждали сигнала, 4000 самолётов сосредоточились на ближних и дальних аэродромах...

Мерецков стоял на КП собранный и задумчивый. А командарм 5-й Белобородов заметно волновался, скулы у него напряглись, покраснели.

–  Плохо дело, Кирилл Афанасьевич, - сказал он.
– Со стороны Тихого океана плывут свинцовые тучи, поднялся ветер. А вдруг грянет дождь?

Так оно и случилось. Едва ночь окутала землю, как иссиня-чёрное небо рассекла молния. Загремели раскаты грома, и вскоре хлынул тропический ливень. А в час ночи по дальневосточному времени должно было начаться наступление. Но дождь не утихал, становился сильнее. Мерецков не на шутку встревожился: что делать? Его расчёт был на то, чтобы повторить здесь опыт Берлинской операции - атаковать врага глухой ночью при свете слепящих его прожекторов. «Это было, Кирилл, какое-то чудо!
– рассказывал Мерецкову маршал Жуков, когда в Москве они готовились к параду Победы.
– По моему сигналу вспыхнули сто сорок прожекторов, расположенных через каждые двести метров. Более ста миллиардов свечей ослепили противника и все его укрепления. На поле боя светло, как днём, и сотни наших танков ринулись в атаку, а за ними пошла матушка-пехота. Это была потрясающая картина, я не мог оторвать от неё глаз...»

Тогда-то у Кирилла Афанасьевича и созрела мысль сделать на фронте то же самое, что сделал маршал Жуков при штурме Берлина. И вдруг этот ливень.

–  Придётся наступать без артподготовки, - обронил Мерецков, глядя на командарма.

–  У меня такого ещё не было, - признался Белобородов.
– Надо бы ещё подождать...

–  Может, и вправду подождать, авось поутихнет?
– предложил начальник артиллерии фронта генерал Дегтярёв.

Мерецков заколебался. А войска на исходных рубежах ждут сигнала... Маршал наконец кивнул:

–  Будем наступать!..

«Советские воины бросились вперёд без артподготовки, - рассказывал Мерецков.
– Передовые отряды оседлали узлы дорог, ворвались в населённые пункты, навели панику в обороне врага. Внезапность сыграла свою роль. Ливень позволил советским бойцам в кромешной тьме ворваться в укреплённые районы и застать противника врасплох». Наступательный порыв наших войск был неудержимым. К утру передовые отряды продвинулись вглубь вражеской территории на несколько километров. В 8 часов 30 минут перешли в наступление главные силы фронта - в первый день 5-я армия прорвала укрепрайон и продвинулась на 25 километров. Это обрадовало Мерецкова, и он поспешил выйти на связь с генералом Крыловым.

–  Как обстановка, Николай Иванович?

Крылов ответил, что всё идёт без задержки. Беда в другом: самураи под сильным огнём не бегут, сражаются до последнего.

–  Коль так, мы их бьём и не щадим!
– громко раздавалось в телефонной трубке.
– Иногда выхода у нас, товарищ Второй, нет!

Мерецков отключил связь и с удовлетворением отметил, что у командарма Крылова дело спорится, а вот 1-я Краснознаменная пока о себе не даёт знать. Когда сказал об этом генералу Крутикову, тот ответил, что по тайге, бездорожью краснознамёнцы уже преодолели до шести километров. А на четвёртый день сражения 26-й стрелковый корпус этой армии завязал бои на подступах к городу Муданьцзян. Передовой отряд корпуса прошёл по глухой тайге сорок километров и ворвался в город Мулин.

Но не всё шло гладко. Первый тревожный доклад поступил на КП фронта - в бою за город Лунин тяжело ранило командира 72-й танковой бригады полковника Обруча. Мерецков в раздумье заметил:

–  Как же он умудрился попасть под пулю? На западе Обруч сражался храбро, а тут вдруг осечка.
– Комфронтом взглянул на Крутикова.
– Кто опекает бригаду танкистов? Начальник штаба бронетанковых и механизированных войск фронта генерал Савченко?

–  Он самый, - подтвердил Крутиков.
– Вы при мне отправляли его туда с оперативной группой.

«Чёрт побери, там же находится и мой Владимир!» - едва не сорвалось с уст Кирилла Афанасьевича.

–  Алексей Николаевич, кто принял бригаду танкистов, когда ранило Обруча? Ей командарм Чистяков поставил задачу сломить оборону японцев и захватить город Ванцин!

–  Связаться с генералом Савченко мне пока не удалось, - отозвался генерал Крутиков.
– Но я всё же попытаюсь...

Крутиков догадался, отчего встревожился маршал, но умолчал об этом, чтобы лишний раз не волновать комфронтом. А Кирилл Афанасьевич задумчиво стоял у окна. Память воскресила приезд на фронт из Москвы группы слушателей Военной академии, среди них был и его сын. Вошёл он в кабинет и с порога гаркнул: