Генерал так взглянул на маршала, что, казалось, обиделся на него за напоминание про озеро Балатон, но заговорил мягко, предавшись воспоминаниям.

–  То были тяжёлые бои, и говорю вам об этом, как на духу, - вздохнул он.
– В какой-то момент я даже подумал, что немцев нам не разбить. Но нет, мы собрали все силы и крепко ударили по гитлеровцам. И те дрогнули, а мы били и били по ним из орудий и миномётов. Меня там мина едва не угробила. Взорвалась метрах в десяти от блиндажа, двоих солдат убило, троих ранило, а с моей головы осколок сорвал фуражку и пучок волос.

–  Выходит, вам повезло!
– усмехнулся Кирилл Афанасьевич.

–  Не судьба, значит, на венгерской земле мне погибнуть, - только и улыбнулся Захватаев.

Мерецков задумался: всё ли сделано, что намечал? Кажется, командармам и комдивам он сказал то, что его волновало. Правда, Кирилла Афанасьевича удивило, что у них не нашлось к нему вопросов. Ну что ж, и такое бывает. Маршал предоставил слово своему заместителю, начальнику инженерных войск фронта генералу Хренову. Кого-кого, а его Кирилл Афанасьевич уважал и ценил за всё то, что делал он для любой операции, прежде чем её начинали войска. В финскую кампанию генерал Хренов, будучи начальником инженерных войск Ленинградского военного округа и 7-й армии, руководил инженерной подготовкой и обеспечением прорыва линии Маннергейма. Был он на Южном фронте, в Одесском и Севастопольском оборонительных районах, и всё, что там создавал по укреплению рубежей, отвечало высоким требованиям любого военачальника. В 1942 году, когда был вновь создан Волховский фронт и Мерецков стал его командующим, к нему в штаб по его просьбе перевели генерала Хренова. С тех пор Кирилл Афанасьевич не расставался с ним. Он отвечал за инженерное обеспечение всех крупных наступательных операций Волховского и Карельского фронтов, а теперь и 1-го Дальневосточного.

–  Аркадий Фёдорович, командармы ждут, что вы им посоветуете, - проговорил маршал.

Хренов встал. Невысокого роста, худощавый, глаза доверчивые, живые, лицо открытое и волевое.

–  Вы, товарищ маршал, всё сказали военачальникам, и мне трудно что-либо добавить.
– Генерал полистал свою записную книжку.
– И всё же кое-что скажу. Самое трудное у нас - дороги. Их почти нет, а там, где будут проходить войска нашего фронта, тайга, болота, леса. Выручить могут лишь сильные передовые отряды. С их помощью можно быстро и надёжно соорудить дороги для прохождения войск и тяжёлой боевой техники. Поэтому недооценивать эти отряды нельзя. И ещё об одном, - продолжал Хренов.
– Вы никогда не одолеете врага, если не будете знать его оборонительных рубежей. А они имеются, эти слабости. Как установила наша разведка, между узлами сопротивления, а также укрепрайонами есть промежутки, не заполненные фортификационными сооружениями. Значит, у врага оборона не сплошная, существуют в ней своего рода пустоты, вот и надо в этих местах рвать вражескую оборону. Пожалуй, у меня всё.
– Генерал Хренов сел.

Мерецков взглянул на командующего артиллерией фронта генерала Дегтярёва:

–  А что вы нам скажете, Георгий Ермолович? Какая у нас артиллерийская плотность огня?

–  Высокая, товарищ маршал!
– Дегтярёв встал.
– В 5-й армии, например, она составляет до двухсот орудий и миномётов на один километр фронта. Неменьшая плотность и в других армиях. На днях к нам прибыл ещё один эшелон с новыми орудиями, их мы распределим по всем армиям. Тем, что будут наносить по врагу главный удар, мы, конечно же, дадим орудий больше.

Мерецков заметил, что во второй эшелон не нужно давать новые орудия, усиливать следует лишь первый эшелон, так как он берёт на себя главную нагрузку в сражениях...

В жаркий июльский день главком маршал Василевский прибыл в Приморскую группу войск (5 августа она была переименована в 1-й Дальневосточный фронт). Самолёт приземлился на опушке леса. День выдался сухим и душным, вовсю припекало солнце. Пахло мятой. Пока доехали на «виллисе» до штаба, Василевский вспотел. Маршал Мерецков, работавший с генералом Крутиковым, при виде главкома отдал ему рапорт.

–  Ну, как дела в войсках?
– весело спросил Василевский, садясь на деревянную лавку. Он снял фуражку, положил её на край стола и вытер платком пот со лба.

–  Войска готовим к тяжёлым боям, товарищ главком, всё идёт строго по плану.
– Мерецков улыбнулся.
– Недавно я провёл совещание со всеми командармами, каждому объяснил поставленную задачу. А завтра я провожу командно-штабную игру с комдивами.

–  Что вас тревожит?
– спросил Василевский.

–  Разведка доносит, что у японцев много команд смертников, - сказал Кирилл Афанасьевич.
– Они получили приказ - бросаться под наши танки со связками гранат и шашками тола. Сами японцы называют смертников «живыми минами».

–  Фанатики эти самураи, - усмехнулся Василевский.
– Что с них возьмёшь!

Мерецков заметил, что им подготовлен приказ, в котором обращается внимание на действия отрядов смертников, даются рекомендации проявлять высокую бдительность и уничтожать их до того, как они бросятся под наши танки.

–  Выявили, какие силы противостоят вашей Приморской группе?
– спросил Василевский.

–  Выявили, - ответил Кирилл Афанасьевич, - и узнали, какой боевой техникой и оружием располагают японцы, сколько у них танков, орудий, где расположены их огневые точки, доты и дзоты, другие узлы укреплений...

–  Кирилл Афанасьевич, вы так и не назвали силы японцев, - прервал его главком.

–  Да?!
– насмешливо воскликнул Мерецков.
– Пожалуйста, я их перечислю. 3-я и 5-я армии Первого фронта Квантунской армии, командует фронтом генерал Кита Сэти. Это восточная часть Маньчжурии. 34-я армия Семнадцатого фронта - в Северной Корее. Протяжённость линии моего будущего фронта - до семисот километров. Здесь находится семь крупных укрепрайонов, и уничтожить их будет нелегко. Если погода позволит, наша авиация нанесёт по ним несколько бомбовых ударов, а окончательный разгром мы завершим артиллерийским и миномётным огнём.