Сердар с Гандымом, разумеется, слышали все это. Но не верили, не могли поверить, считали, что Пудак просто пугает их. Но даже если б Сердар точно знал, что его жизнь в опасности, он все равно не отступил бы. До потери сознания хватался бы он за окровавленную парту, потому что нисколько не сомневался: если из школы утащат парты, школа закроется и учиться им будет негде.

Пудак вдруг отпустил парту, и ребята, решив, что враг отступает, поволокли парту к школе. Они не заметили, как племянник моллы, исчезнув вдруг в темноте, срезал веревку, на которой подвешены были качели, быстро сделал аркан. Мгновение, и он набросил аркан на Сердара. Пособник его, схватив Гандыма, прижал мальчишку к Сердару, спиной к спине, и оба они в один момент оказались опутаны веревкой.

Пудак, разъяренный, подтащил извивающихся в путах мальчишек к обрыву и столкнул вниз. Крики, тяжелый всплеск, и все затихло.

— Что ты наделал?! — закричал парень, только что помогавший вязать мальчиков.

— А ты как думал: шутки шутить буду? Пусть подыхают, проклятые! Беги отсюда! Никто ничего не узнает! — и племянник моллы мгновенно скрылся в темноте.

Муршук не побежал. Он бросился к обрыву, взглянул на тихую воду, крикнул: «Что мы наделали?!» — и рухнул на землю. И тут к нему подбежал Хашим.

Утром, подходя к школе, ахун Джумаклыч был немало удивлен, увидев на улице возле трех тополей перевернутую парту. Он подошел ближе, внимательно поглядел вокруг и заметил, что срезана веревка от качелей. Встревоженный, ахун быстро обошел школьное здание. Двери были распахнуты настежь. В классной комнате не хватало трех парт, а доска была изуродована так, что писать на ней было невозможно.

Джумаклыч вышел на улицу, сходил на берег. Больше он ничего особенного не приметил, но и того, что было, было достаточно для раздумий.

Невдалеке, на дороге показались старики. С ними был и председатель сельсовета. Они направлялись к школе. По деревне о рассвета гуляли слухи, один страшнее другого, и старейшины пришли выяснить, что же случилось ночью. Правда ли, что школа ахуна Джумаклыча разорена, а парты выброшены в реку. Пока Джумаклыч объяснял старикам, как обстоят дела, появился молла Акым. Он пришел не один, а в сопровождении Сердара, Ган-дыма и Хашима. Молла был бледен, руки у него тряслись.

— Вы звали меня, ахун-ага?

— Нет, не звал.

— А вот они… — молла бросил боязливый взгляд на Сердара. — Мальчики сказали, что вы велели мне прийти…

— Да, учитель, мы так сказали, — сбивчиво, торопливо заговорил Сердар. — Мы сказали неправду, но… Вчера его племянник… племянник моллы Акыма… И Муршук, ученик моллы Акыма, они хотели побросать парты в воду. Мы подстерегли их, хотели помешать, а они избили нас… Мы все равно не отступили, не дали им забрать все парты… Они нас связали и в воду… бросили… Муршук не помогал… в воду. Он только связывать помогал. Потом он сам нас вытаскивал. Хорошо, там неглубоко было, а то бы утонули… Вот поэтому мы и привели моллу… — И Сердар вопросительно поглядел на учителя: правильно ли они поступили?

— А где же бандиты? — спросил председатель сельсовета. — Почему их не привели?

— Их нет. Молла говорит, племянник не ночевал дома. Сбежали они…

Председатель сельсовета, бывший батрак, только еще учился управлять людьми, и выдержки ему пока что не хватало. Поэтому он затопал на моллу ногами и закричал страшным голосом:

— Или ты приведешь ко мне племянника, или я тебя самого в тюрьму посажу!

Реденькая, недавно начавшая отрастать бородка моллы мелко, мелко задрожала. Он испуганно таращил глаза на председателя и не мог выговорить ни слова.

Тогда заговорили старики. Первым сказал свое слово тот самый длиннобородый, который на недавнем совете старейшин прямо заявил, что новая школа не нужна. Он неторопливо погладил бороду и сказал, не повышая голоса:

— Что-то ты больно ногами топаешь, комитет… И кричишь громко. К добру ли это? Советская власть, может, тебя и уважает, но народ она уважает больше…

— Правильно, больше!

— Народ сильней всякого начальника!

— Ты не забывай, что Советы и комитеты народ избирает. Не надо этого забывать. И потом, при чем здесь молла Акым? Козу вешают за ее ногу, а не за овечью. Пойми, что я тебе говорю. А теперь, ахун Джумаклыч, слово мое будет к вам. — Старик подождал немного, глядя в лицо ахуне, потом заговорил все так же невозмутимо, вполголоса: — Мы должны почитать ваше ученое звание, и мы почитаем его. Когда решается какой-нибудь вопрос науки, мы не перечим вам, не можем перечить, поскольку нам не хватает учености. Не так давно вы пригласили нас, старых людей, и сказали, что хотите совета: открывать новую школу или нет. Если мне не изменяет память, ни один из старых людей, чье мнение вы хотели знать, не сказал, что школу открывать надо…

— Не надо было открывать!

— Все говорили: не надо!

— Закрыть ее!

— Вот видите, что говорят старики. То же говорили они вам и тогда, когда вы спрашивали их совета. И все-таки вы открыли школу. И случилась беда. Если школу не закрыть, могут случиться еще худшие беды. Вам следует послушать стариков и, пока не поздно, честь по чести закрыть…

Председатель сельсовета не дал старику договорить.

— Ты смутьян! — крикнул он. — Ты борджой! Лишаю тебя слова!

— Люди! — дрожащим голосом провозгласил молла Акым. — Не надо таких слов! Не надо препирательств! Я отказываюсь. Я не буду больше учить детей. Пусть ходят в новую школу!..