— Все ли у вас благополучно, милочка? — сладким голосом начинает тетя Аннабагт.

Подавив вздох, Мелевше опускает глаза, чтоб старуха не увидела блеснувший в них гнев: гостья да еще старуха — придется принимать, — пододвигает тете Аннабагт чайник.

— Вот, пожалуйста. Только что заварила.

— Спасибо, деточка, да пошлет тебе аллах счастья, не буду я у тебя рассиживаться. Стало быть, кончила ты свое учение?

— Школу кончила. Хорошо кончила.

— А чего ж тогда опять книги читаешь? Не лучше ли вышивкой заняться?

— Это не учебник, тетя Аннабагт. Это книга для чтения. Здесь рассказывается, как жили раньше туркменские девушки. Один бедняк выдавал дочку замуж, а бай со своими людьми налетел и украл ее! Бывало так раньше?

— Еще как бывало! Да чего далеко ходить — твой дядя Солтанмурад разве не украл меня? — старуха покачала головой и глубоко вздохнула.

— Страшное было время!

— Да не скажи, доченька, всякое было: и белое, и черное…

— Но что же хорошего, если девушку можно было украсть?!

— Ну, милая… А сейчас зато честь забыли. Девушки учатся вместе с париями. Влюбляются, письма друг другу пишут. А потом кончат школу — и бежать с парнем! А как там отец с матерью, как родичи — им и горюшка мало! А ведь это позор — родичам своим в глаза плевать! — последние слова старуха произнесла с нажимом, помолчала и концом головного платка вытерла воображаемые слезы. — Не срами родичей, детка! Не заставляй до конца дней своих с опущенной головой ходить. Слышишь, доченька? Ну чем тебе сын Клыча не по нраву? Цветок — не парень. И в магазине работает. Как султанша есть будешь!

— Не ради, еды человек живет, тетя Аннабагт. Ради счастья.

— Да какое ж это счастье без хорошей еды?

— У каждого оно свое, тетя…

— Правильно, милая, правильно! Я что ж — счастья тебе не желаю? За вдовца многодетного сватаю? Ну скажи ты мне рада аллаха, чем этот Сердар, сын Пермана, превзошел Гандьша? И что тебя в нем прельстило? Ведь они ж бедняки, голь перекатная! Нет, видно, отвернулось от тебя твое счастье. Когда отворачивается оно, слепнет человек, не видит, с кем судьбу соединяет… Осел перед ним, а ему думается — скакун бесценный. Чудище смрадное, а ему мнится — ангел.

— Каждый волен выбирать себе по душе. А ошибется, ему и каяться.

— Нет, доченька, так говорить негоже. Если б за тебя подумать некому, а ты ведь не сирота безродная, отец-мать, родичи-наставники есть. Ведь они столковались уже с семьей Клыча. И калым взяли — уплачено за тебя немало. Знаешь, сколько отец, только на тебя одну из калыма того потратил?

— Из какого калыма?! Какие траты? — Мелевше так и вскинулась, словно кошка дикая. Но хитрая старуха и виду не подала, что заметила.

— Ну как же, доченька, неужто забыла, что тебе отец приносил? И бархат, и платки с бахромой, и ткани всякие, китени ручной выделки?.. Вот и я принесла, гляди-ка… А стемнеет, еще приволоку! Хе-хе!!..

— Не надо! Ничего мне не надо! Не приносите ни в темноте, ни на рассвете! Мне ничего не нужно от них! — вскочив с места, Мелевше села подальше от старухи.

— Вы поглядите на эту дуреху! — тетя Аннабагт в сердцах вскочила с места. — Мяукает, как кошка: «Сердар! Сердар!», а чего он дался ей, этот голяк, и сама не знает! Не иначе, приворожил, как гиена? А все мать виновата: учить девку! Выучила! Майся вот теперь с ней!

Старуха ушла, сердито хлопнув дверью.

— Что им нужно?! Что им всем от меня нужно? — выкрикнула Мелевше, и слезы выступили у нее на глазах. — Продать! Деньги считать! Неужели отец и правда получил за меня калым?! Все равно! Все равно я уеду! Уеду!

— Чего это ты тут сама с собой бушуешь? — Бессир заглянула в дверь и поставила на землю ведра — по воду она, видишь ли, шла, случайно заглянула. — Нет матери-то? Все хлопочет, комсомольскую свадьбу устраивает!.. Не понимает, глупая, в чем твое счастье! Хорошо, хоть не одна она у тебя, и без нее есть кому позаботиться. Как ты тут, моя хорошая? — Мелевше не поздоровалась с ней, даже не глядела в ее сторону, но Бессир была из тех, кому наплюй в глаза — божья роса; и виду не подала, что обижена таким приемом. — Слава богу, уладилось твое дело, деточка, столковались с семьей Клыча. Парень — цветок. Подарок с тебя за добрую весть!

— Я бы тебе за твою весть отравы поднесла с удовольствием!

Бессир — что, с нее как с гуся вода, мимо ушей пропустила.

— Сердишься, дурочка, а ведь потом, как выйдешь за Гандыма, обнимать меня будешь, подарки дарить! Такой парень! И согласие полное, и рады все. Вот гляди, какие тебе отец украшения прислал, — где ни появишься, ахать будут!

— Не надо! Унеси! Мне ничего не надо!

— Ты что, милая, спятила! Это же тебе отец родной прислал с отцовской своей любовью. Мыслимо ли отказываться?