— Я только одно могу сказать тебе о Холли Оппенгеймер, — добавил он, вставая. — Эта женщина себе на уме, Стелла. Она может использовать всех и все, чтобы добиться цели. Я признаю, что когда-то любил ее, но уверен, что она никогда не любила меня. Она лишь использовала меня для продвижения по службе. Я давал ей самые выгодные дела, предоставил самый удобный кабинет, помог стать известным и уважаемым адвокатом, — он сделал паузу, а потом продолжил: — Тебе не следует доверять ей.

Стелла откинулась на спинку стула.

— Я не согласна с тобой, Бен. То, что у тебя был с ней не совсем удачный роман, еще не означает, что она себе на уме — эдакая вероломная змея. Ты сам убедишься в этом, когда мы приедем в Хьюстон. Это какое-то недоразумение. Возможно, кто-то из руководителей заставил ее поступить именно так.

На этот раз Бен взорвался, грозно размахивая в воздухе сжатой в кулак рукой:

— Не смей и думать о том, что эта женщина — твой друг. Я хорошо знаю ее. Она вполне может использовать это дело, чтобы нанести удар мне. Ты слышишь меня?

— Да, слышу, — сказала Стелла. — И все же я не могу согласиться с тобой.

— Кто, по-твоему, позвонил мне и сказал, что они собираются вернуться к этому делу? — почти закричал он. — Кто явно злорадствовал, рассказывая мне о том, что мой лучший обвинитель подлежит аресту по обвинению в убийстве?

— Кто же это был? — спросила Стелла, удивленно уставившись на Бена.

— Твоя подруга Холли, — выпалил тот, прежде чем быстро повернуться и покинуть ее кабинет.

Джексон Бойд Фитцджеральд занимал большой угловой офис на десятом этаже здания на улице Фаннин. В этом же здании находился офис окружного прокурора Хьюстона. Уже при приближении к его помещению Стелла почувствовала стойкий запах терпкого дыма сигар. Как только они переступили порог, Стелла начала задыхаться, ее глаза увлажнились от едкого дыма. Она переглянулась с Марио, а затем стала терпеливо ждать, пока Гроуман представит ее и брата Фитцджеральду.

Как только все необходимые формальности были соблюдены, хозяин кабинета жестом пригласил их сесть на стулья, стоявшие перед его столом.

Кабинет был обставлен добротной дубовой мебелью и украшен тяжелыми изделиями из бронзы, выполненными в западном стиле. Стелла сразу заметила, что здесь давно не делали уборку: все вещи были покрыты толстым слоем пыли. Да и сам Фитцджеральд показался ей таким же старым и пыльным, как обстановка его кабинета. К своим шестидесяти девяти годам он давно прошел пик расцвета, но все еще играл довольно значительную роль в политической жизни Хьюстона и не позволял надеяться на успех любому кандидату, вздумавшему занять его пост. У него были седые с желтоватым оттенком волосы, маленькие водянистые глаза на изрезанном морщинами лице и густые, кустистые усы, кончики которых опускались намного ниже губ. Одетый в белый летний пиджак и галстук-бабочку, он напомнил Стелле персонаж из кинофильма о жизни рабовладельческого юга. Единственное, чего ему недоставало для полноты воплощения образа, так это белой соломенной шляпы.

Гроуман кратко изложил суть дела, а потом передал слово Стелле, попросив ее рассказать окружному прокурору Хьюстона о своих подозрениях относительно Тома Рэндалла.

— Он находился в нашем доме в ту ночь, — сказала Стелла, стараясь доказать, что именно Рэндалл виновен в гибели ее родителей. — Он был там, когда начался пожар, и только у него имелись мотивы для совершения преступления.

— Какие именно? — поинтересовался Фитцджеральд.

— Я была беременна, а мой отец ни за что на свете не позволил бы мне сделать аборт. Том был неплохим футболистом и незадолго до этого его пригласили учиться в Нотр-Дам, предоставив стипендию. Если бы отец заставил его жениться на мне, то он не смог бы воспользоваться этим предложением.

Стелла продолжала рассказывать подробности страшного пожара, вспоминая все новые и новые детали происшедшего. Когда она закончила рассказ, дали возможность высказаться Марио. В отличие от Стеллы он вел себя агрессивно.

— Этот негодяй врет, — заявил он решительно. — Он даже настолько набрался наглости, что утверждает, будто это именно он вынес меня из горящего дома, хотя в действительности это сделала моя сестра. Это Стелла спасла меня. Он даже не вызвал пожарников, а бежал, как последний трус. Рэндалл просто оставил нас погибать в огне.

Фитцджеральд наклонился и откусил кончик черной сигары.

— Так, — протянул он медленно, по-техасски растягивая слова. Когда он говорил, его сигара быстро передвигалась из одного уголка рта в другой. — Мне кажется, друзья мои, что заниматься этим делом должен просто одержимый обвинитель.

— Прекрасно, — радостно сказал Гроуман, взглянув на Стеллу, а затем снова на окружного прокурора. — Значит, ты готов осадить этих настырных псов и дать несчастной женщине возможность спокойно выспаться?

— Нет-нет, подожди минутку, Гроуман, — сказал Фитцджеральд, беспокойно ерзая на стуле. — Я ведь этого не говорил, разве нет? Я сказал только, что, на мой взгляд, рассказ миссис Каталони кажется мне весьма правдоподобным. Но прямо сейчас я не готов давать вам какие-либо обещания. Мне необходимо посоветоваться со своими сотрудниками.

Гроуман повысил голос, выдавая свое нетерпение.

— Ты можешь представить себе, какой это удар для бедной женщины? Поставь себя на ее место, Джек. Ты мог бы спокойно ждать, что из всего этого выйдет? Черт возьми! Дай же нам хоть небольшой перерыв! По крайней мере расскажи ей о своих намерениях. Стелла — самый ценный сотрудник моего агентства, и я хочу знать, что ее ожидает.