Шрифт:
Митя повел стволом, поймал на мушку вздрагивающую веточку. Вровень с ною торчали пушистые кисточки. «Голова», — пронеслось в мозгу Мити. Он точно оцепенел, впившись в прорезь на стволе и во вздрагивающие кисточки на ушах притаившейся белки.
Выстрел Митя не слышал. Видел только сорвавшийся с вершины кедра пепельно-серый пушистый комок. Белка падала, как показалось Мите, долго-долго. Он подбежал и на лету поймал мягкое, горячее тельце первого убитого им зверька.
Тузик при виде падающей белки рванул опояску и уронил Амоску. Подскочив к Мите, щенок подпрыгнул. Митя боязливо поднял руку и крепко стиснул зверька. Тузик залился злобным, непрерывающимся лаем.
— Большой толк будет из собачонки, — сказал дед Наум.
Амоска забыл о неудаче, об острой зависти к Мите и восторженно смотрел на беснующегося своего любимца.
На стойбище вернулись в разное время.
Амоска и Митя, не слушая и перебивая один другого, рассказывали деду Науму и друг другу о только что пережитом. Четыре белки, убитые Митей, и одна — Амоской, рядом лежали на столе. Ушастые головки были слегка подогнуты. Хвосты белок ребята откинули в одну сторону.
Дед Наум собирался обдирать тушки и точил на бруске кончик ножа.
— Если бы не тугой спуск… Сам дедынька говорит, что золото, а не собака мой Тузик.
— Смотрю, а она на меня глядит… А глаза, как бисеринки, че-о-орные, че-о-орные…
Митя пальцем приоткрыл глаз мертвой белки. Но глаз уже потерял искристый блеск и подернулся синей туманной пленкой.
Возвращающихся в стан Терьку и Зотика услышали по взвизгиваниям Бойки. Митя и Амоска кинулись им навстречу. Еще на бегу Амоска начал кричать ребятам:
— Это вам не дробью!.. Из дробовика-то всякий дурак застрелит…
Подбегая, Митя волновался:
— А что, если обстреляли?
За опоясками Зотика и Терьки пушистыми гирляндами висели тушки убитых белок.
— Но зато как я ее сбил! — говорил Митя, пытаясь заглушить чувство досады и зависти к Терьке и Зотику. — Как тенькну — она комком!
— Если бы у меня дробовик, или бы хоть спуск послабее был… — в свою очередь оправдывался Амоска.
Позже всех на стан вернулся Вавилка.
Он неторопливо повесил на стенку ружье и шапку, снял с плеч сумку и кинул ее в угол. Потом так же неторопливо снял обутки и подсел к ужинающим.
Амоску подмывало рассказать Вавилке о своей охоте и спросить, сколько же убил он.
«Должно, ни дьявола не принес. Неужто я обстрелял Вавилку?..»
Амоска не выдержал, тихонько вылез из-за стола и шмыгнул в угол.
— Вот это так Вавилка! — закричал он и вытряхнул Вавилкину сумку на нары.
Зотик, Митя и Терька выскочили из-за стола. Зотик трясущимися пальцами пересчитал Вавилкину добычу.
— Одиннадцать да колонок, — упавшим голосом сказал он — А у меня одиннадцатая на подстрел ушла. Терька не даст соврать. А колонка не попадалось…
Амоска схватил матерого колонка и тыкал его всем в лицо:
— Ну вылитый Зиновейка! Зиновейка-Маерчик — такой же красный. Ах, если бы не спуск. Да попади бы и моему Тузику колонок, ни в жисть не упустил бы…
— А мне не везло, понимаешь, Вавилша, — словно оправдываясь, заговорил Терька. — Семь штучек все ж таки насобирал…
Терька уже примирился с тем, что в этот день он пришел третьим. Но Терьке почему-то казалось, что все, даже Амоска, думают о нем, что он плохой охотник.
Вавилка, не глядя на суетившихся ребят, молча жевал хлеб и оставленную ему кашу.
Дед Наум сидел в сторонке, смотрел на молодых охотников с усталой старческой улыбкой.
— Слава тебе, господи, начало положено…
Глава XLII
Тайга влекла молодых охотников неизведанными тайнами, суровой тишиной, охотничьими радостями и приключениями.
Амоска тихонько сполз с нар и выскользнул за дверь. В лесу было темно, тихо. Крепкий утренник холодными ладошками провел по щекам, щипнул за нос, за босые ноги.
В конуре завозились проснувшиеся собаки.
— Тузик! — крикнул Амоска.
Неожиданно из темноты кто-то лизнул мальчику руку горячим языком. Амоска узнал Тузика и потрепал его по спине:
— Не спится, брат? Заело, видно… Вот она, охота-то!
Щенок подпрыгнул и положил лапы на плечи Амоски.
— Подожди немножко… Скоро опять пойдем. Поди досыпай, а я готовиться стану. Я, брат, очередной сегодня.
Амоска скрипнул дверью и начал обуваться.
— Рано еще никак? — спросил с нар дед Наум.