Шрифт:
время и что это не ошибка. После двух лет, Дейл и я расстаемся, и я даже не вижу, чтобы у
кого-то из нас было разбито сердце.
Следующие четыре дня я провожу, перевозя все свои вещи в хранилище и святое
дерьмо, это катарсис. Если бы я только знала, как замечательно можно себя почувствовать, избавившись от всего этого дерьма, я бы еще много лет назад выкинула бы все это на свалку.
Я чувствую себя легко и свободно, а также полной творческих идей.
Я сижу в спальне с широко открытой балконной дверью и наблюдаю за случайными
прохожими, исследующих кучу моих вещей, оставленных мной на тротуаре. Они аккуратно
просматривают мои книги и виниловые пластинки, словно они находятся в настоящем
магазине. Я вскакиваю и кричу им вниз, говоря, что им они понравятся.
Некоторые люди смотрят наверх, прикрывая глаза от солнца, и говорят спасибо. Другие
бросают то, что у них в руках, как горячую картошку и бегут в страхе от того, что их поймали
с поличным. Пока день медленно проходил, и я успела съесть четыре бутерброда с
арахисовым маслом и бананом, мою кучку медленно разбирали, каждая из вещей теперь
находилась в руках незнакомцев. Ложкой я достала остатки арахисового масла из банки. По
какой-то причине вредность и у меня появилось желание доесть все до конца и оставить
пустую банку в шкафу. Дейл никогда не следил за продуктами и товарами для дома, но когда
они заканчивались, это всегда была моя вина. Поздравляю, Дейл! Вот твоя новая жизнь без
туалетной бумаги.
Я перебираю одежду, когда решаю позвонить Лекси. Я всегда звоню ему во время его
обеденного перерыва, и мы болтаем пару минут. Я ставлю звонок на громкую связь, и он
отвечает искаженным голосом:
– Привет.
– Какого черта ты отвечаешь с набитым ртом, фу, сначала, блин, прожуй, а затем
проглоти.
Лекс фыркает на мою грубость и причмокивает губами. Я беру свою чашку с кофе,
чавкаю как можно громче. Затем мы оба смеемся и Лекс спрашивает:
– Как дела?
– Я рассталась с Дейлом. Завтра я съезжаю.
– В самом деле? Куда ты переезжаешь? Ты нашла новую работу?
– Пока нет, но не беспокойся Лекс. Я и вправду хорошо себя чувствую.
– Так странно, потому что знаешь, прошлой ночью я разговаривал с Мози и он сказал,
что встречался с тобой.
Ох, правда причиняет чертовски сильную боль. Особенно, когда ее неожиданно
бросают вам в лицо. Словно быстрый удар в живот, просто чтобы показать вам, насколько вы
никчемны, когда пытаетесь защитить себя.
– Он рассказал об этом? Когда ты с ним разговаривал? Я была ни так уж никчемна. Я
сказала, что постараюсь помочь ему.
– Думаю, ты действительно ранила его чувства. Он едва мог говорить об этом.
Ну, дерьмо, мать твою. Дерьмо, мать твою. ДЕРЬМО, МАТЬ ТВОЮ! Я не хотела
ранить его чувства. Я просто хочу любить его.
– Лекс, я не хотела этого. Все это время, каждую ночь я пытаюсь выяснить, как
получить для него отсрочку. Мои чувства к нему заставляют меня чувствовать себя неловко.
Но это моя проблема. И я однозначно не хотела вести себя как задница.
– Ну, отличная работа. Какой дерьмовый способ показать это. Вы оба всегда сходили с
ума друг по другу, и теперь ты полностью все разрушила.
– Я собрала для него весь пакет документов. Сегодня я могу запустить процесс. Другие
законные возможности, адвокаты по иммиграции и все такое. Я извинюсь, клянусь тебе. Я, в
самом деле, хочу помочь ему.
Лекс молчит и я грызу ногти почти до кожи.
– Он уехал, Лана. Поезд ушел.
Все замерло, мое дыхание и моя нервная система. Мои слезные железы высохли и веки
трещат, когда накрывают как брезент мои наполненные страхом глаза. Его слова прыгают в
моей голове, пока не перестают иметь смысл. Что ты наделала, Лана? Что ты наделала?
Сколько раз ты можешь лажаться перед этим мужчиной?
– Что значит, он уехал? Я сказала ему позвонить мне, если они переведут его! Где он