Иглицын силой воли, настолько специфической, что вырабатываться она могла только у приближённых к начальству работников, подавил желание тяжело вздохнуть и удариться головой о стену. Уверенность начальников в правильности собственных решений ещё никогда не гарантировала безопасности их подчинённым. Мужчине всё же удалось взять себя в руки и с помощью хитроумного рычага приоткрыть первую клетку. Араон Артэмьевич с некоторой долей злорадства и холодной, пробирающей до костей злостью извлёк из мешка кусок накрытой заклятьем окровавленной ткани и не торопясь опустил его на морду, сунувшейся было на свободу нечисти.

– Siri lin!

Магнар в исполнении нового Главы звучал как-то особенно устрашающе и властно, будто этот язык не сочетался с говорившим человеком и исходил прямиком из пульсации его растревоженной стихии. И хотя все программы для искусственных существ традиционно писались именно на этом наречии, чтобы унифицировать управление и сделать возможной торговлю тварями. В исполнении молодого человека слова обретали почти мистическую торжественность. Зверь тоже проникся грозностью окрика и, впившись клыками в предложенный образец, преданно уставился в глаза заклинателю. На рычаг надавили сильнее, крышка приоткрылась шире - и напряжённое худое тело, смазанной чёрной тенью, рванулось к выходу беззвучно и необратимо. Проводив взглядом исчезнувшую в проёме нечисть, Иглицын невольно передёрнул плечами, пытаясь избавиться от последних сомнений и страхов, и с уже куда большей уверенностью перешёл к рычагу следующей клетки.

Дальше дело пошло быстрее. Преисполненный решительности и какой-то почти позабытой юношеской бравады, Иглицын одну за другой открывал зачарованные клетки. Громом раздавались над потолком страшные слова призыва. Гудели крепкие, хорошо смазанные механизмы. Бежали по стенам токи приведённых в движение заклятий. Радостно рычали твари, нетерпеливо скулили, чуя близкую свободу, бросаясь на прутья и щёлкая утяжелёнными челюстями. Араон Важич с наслаждением запускал руку в мешок, чтобы извлечь очередной образец личного слепка и неминуемой гибели. Такие образцы брались у всех одарённых детей и обновлялись после получения чародеем диплома, дабы на долгие века осесть в хранилищах Замка подтверждением статуса, гарантом привилегий и коротким поводком. О последнем, впрочем, большинство чародеев легкомысленно забывало в собственном тщеславии и чувстве безнаказанности.

От клетки к клетке от образца к образцу. Пустел зачарованный мешок. Погружался в молчание загон, выпуская на волю шумных обитателей. Двигались вглубь ряда сумрачные фигуры. Свершалась то, что грозило навсегда изменить порядок в благодатном княжестве Словонищи.

– Хм...
– с толикой неприятного удивления и чуть сдерживаемой угрозы заметил Араон Артэмьевич, останавливаясь у следующей клетки.

– Да...
– растерянно протянул господин Иглицын.

Обитатель этой зачарованной ниши был непривычно тих и спокоен для представителей своего вида, не бросался на прутья, не метался возле крышки, не скалился и не рычал. Он вообще фактически отсутствовал на положенном месте, в то время как в тёмном углу, скрючившись, "спала" мастерски выделанная иллюзия. Ничем не отличающаяся от собратьев тварь в соответствии с программой двигалась, имитировала еду и интерес, спала, вот только никак не могла реагировать на появление посторонних в неурочное время.

Глядя на свидетельство качественной работы шпионов, Араон Важич к собственному удивлению не ощутил привычного прилива ненависти или ярости. Тлеющая в душе стихия давно ушла с верхового пожара на почвенный. Чуть охладевший разум выводил другие решения и по-другому воспринимал факты. Глава сунул помощнику оскудевший мешок и, перегнувшись через край опустевшей клетки, с интересом потрогал полу материальную иллюзию, отмечая её дороговизну и качество.

– Кто у нас остался?
– деловито поинтересовался молодой человек.
– Кто эти счастливчики?

– Господа Моран и Равелий Ломаховы, - Иглицын постарался спрятать собственную растерянность за профессиональной невозмутимостью.
– Можно пустить по следу тех молоденьких или взять грифонов.

– Не стоит, - отмахнулся Араон.
– Сломаем систему. Тем более, что забывать рвались только о содержащихся здесь грилгамах.

– Зато понятно, отчего она так активно побежала на стирание памяти, - согласился с решением начальства чародей, пряча в складках походного плаща неиспользованные образцы.
– Вполне может "случайно" перестараться и удалить себе полгода, если понадобится.

– Даже не сомневаюсь, - по тону молодого человека сложно было определить, гневается ли он или находит ситуацию занимательной, но глубокая складка, залёгшая между густых бровей слегка разгладилась.
– Но обнаружить их всё же необходимо. У нас есть чародей, способный взять застарелый след грилгама?

– Есть идея получше, - рискнул внести своё предложение помощник, невольно поддаваясь авантюрности ситуации.
– Видите ли, все особи в нашей псарне маркированы, что-то вроде меток. Ваш отец приказал два месяца назад им маяки вживить после того случая с иностранной экскурсией, когда пьяные княжеские гости умыкнули редкую пресноводную русалку и торжественно выпустили её в Негиму. Мы едва отловить успели, пока она от остаточных чар не подохла. Так эта бестия трёх туристов сожрала!

– Кому о них известно?
– поспешил прервать не к месту словоохотливого чародея Арн, дабы по десятому разу не выслушивать уже порядком опостылевшую историю Замковых бедствий от княжеского самодурства.

Сообразив, что непозволительно увлёкся, Иглицын неловко прочистил горло и продолжил уже более деловым тоном:

– Артэмий Изотович грилгамов метил лично, всё же особая стая. Так что он знал, я и ещё, может, госпожа Лисовская.

"И с десятка два заговорщиков и шпионов", - мысленно продолжил список посвящённых Араон, прекрасно понимая, что работавшую на сторону секретаршу подобная информация не могла не заинтересовать. Оставалась, конечно, слабая надежда, что похитители нечисти и "работодатели" исчезнувшей шпионки представители разных контор и метки всё ещё находились внутри редкой разработки отечественных нежитеводов. Или хотя бы не были дезактивированы и валялись в каком-нибудь лабораторном хранилище. Надежда глупая и безосновательная, но очень манящая простотой пути, особенно теперь, когда мосты со старыми покровителями начинали заниматься первым огнём.