— Еще скажи в присутствии девушки «мать-перемать».

На экране обзора задней полусферы убегающие звезды и галактики превратились в стремительные линии и кончились, умчались в черную пустоту, но транспорт не потерял скорости; и кулачок, сжимавший сердце, нехотя разжался, — вырвались.

— Всех с очередным рождением, — пережитая опасность требовала разрядки, обернулся к Гале. — Жаль, не могу поздравить с тем же твоих друзей.

— У американцев нет друзей, — возразила Галя, — только деловые партнеры, но, все равно, жаль.

— А у нас теперь есть знакомая черная дыра, — подытожил Гришка. — Куда мы можем нырнуть, когда устанем шутить, для встречи с деловыми партнерами.

— Не паникуй. — я давно «переваривал» идею посадки с выключенным двигателем, теоретически — это возможно. — Саша, в твоем астрономическом учебнике был параграф о вращении планет?

— Планеты вращаются вокруг Солнца и одновременно оборачиваются вокруг своей оси, — четко, как на уроке, продекламировал Сашка-механик.

— Молодец, а в каком месте планеты наибольшая угловая скорость отдельно взятой точки?

— Хи…, командир, — Сашка беспомощно расставил руки и начал оглядываться.

— На экваторе, — подсказал Колька-стажер.

— Где и находится изумрудная полянка с гостеприимной тропинкой в сторону леса, — радостно включился Отрепьев. — А Сашку винить не надо, по болезни урок пропустил.

— Не отвлекайся. Коля, обоснуй возможность посадки на точку.

— Двигаясь по орбите в направлении вращения планеты, — раздумчиво заговорил Колька; чувствовалось, парень реально представляет картину предстоящей посадки. — Уравнивая скорости, можем оставаться, «зависнуть» над одной точкой планеты.

— Теоретически, — насмешливо поддержал Гришка, — но, чем ближе к поверхности, тем большей должна быть скорость, чтобы не брякнуться.

— Следовательно, к «точке» нужно подойти на посадочной высоте, «притереться», — Колька-стажер «летчицким» приемом показал ладонями момент посадки.

— Что невозможно, — загрустил Отрепьев. — Нас сотрет в порошок о поверхность. Нужен тормоз, а горючку сожгли.

— Не всю, — Сашка-механик посветлевшим взглядом обвел команду. — В космокапсуле полная заправка.

— Вот и решили вопрос. Обеда когда-нибудь дождемся?

Бесконечные переходы из боя в бой, из форс-мажора в запредельные перегрузки; без сна и отдыха; перекусы на ходу и на бегу, — обстановка в гонке просто не оставляла свободного времени.

Исхудавший высохший Сашка Буратино до смешного напоминал свой деревянный аналог. Сексуально измотанный тяжеловесный Джумбо-Ваня заметно постройнел, утратил большую часть жизнерадостности и порой непроизвольно вздрагивал, вспоминая безудержную секс-шпионку Джуди Нигерскиллер.

Колька-стажер быстро преодолел эйфорию от победы над Бера-Биром и, уставившись в экран обзора передней полусферы, грустил об оставшейся на Меларусе красавице Джуди Нигерскиллер. Гришка Отрепьев утратил искрометность, шутил дежурно и тускло. За собой замечал неоправданную резкость и безаппеляционность.

— Григорий, просчитай вероятность гибели Меларуса.

— Как это? — удивился Гришка, — где мы, а где волшебная планета.

— Григорий, — теперь удивился я и пощелкал пальцами перед лицом штурмана. — Проснись, задачка для второго класса: расстояние от нас до места взрыва — это радиус поражения.

— Туплю, — Гришка торопливо застучал по «клаве». — Есть, командир: только-только, но укладываются в границы выживания. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Джумбо, радуйся: матч-реванш может состояться.

— Я больше не мстить, — парировал Джумбо, — мстят слабый духом, а зулус сильный, могу прощать.

— Гриша. Ты обещал просветить девушку о свойствах фелексина.

— Одно «свойство» мы уже имели честь наблюдать, — оживился Гришка.

— Удовольствия не доставило, — улыбнулась Галя, и в ответ улыбнулась вся команда, и даже экраны обзора стали выглядеть веселее.

Удивительная девушка: внимательный взгляд почти круглых глаз делает жизнь вокруг интересной, насыщенной, красивой. Галя так и не завела в центральном посту своего кресла. В спокойном полете присаживается ко мне на колени, в бою — стоит за спиной, обнимая за плечи, и мне порой приходится изображать строгость и нарочито хмуриться, чтобы скрыть переполняющее сердце и душу счастье.