— Гриша, не напрягай красивостями… место поэта в команде занято механиком.

— Вольный перевод латинской фразы, которую давно забыл, — пояснил Гришка, — но девушку развеселить необходимо… для предотвращения непредсказуемости.

Второй пилот «Онтарио» черноглазая пышечка Анжела со времени операции «заводила» Джумбо-Ваню. Зулус второй день «прожигал» взглядом экран и судорожно сглатывал слюну при каждом взгляде пышнотелой астронавтки.

— У нас заданный алгоритм прохода «черных дыр», — сухо сверкнула глазами Маша и кивнула чернокожей круглолицей напарнице, — автопилот.

«Онтарио» полыхнул на форсаже маршевыми двигателями, и, стремительно разгоняясь, промчался над нами к космическому провалу.

— Твою мать! — благодаря северо американским братьям… и сестрам я стремительно превращался в записного матерщинника. — Гриша, следим.

— Вот и непредсказуемость. Зря они так, — Отрепьев буквально влип глазами в экран. — Никаких шансов… все — закрутило.

«Черные воронки» — это своеобразные ворота в другой космос, в другое пространство, в другое время. Провалившийся корабль и экипаж не обязательно теряли жизнь и физическое тело…. иногда выныривали и продолжали жить на тысячу или две тысячи лет назад или вперед, в зависимости, как далеко и долго получилось лететь в воронке.

Закручивающийся космический мусор четко рисовал линейные направленные потоки, подхватившие «Онтарио» плотными струями, и кругами уносящими в глубину. Самому медборту вязкий поток уже не прорвать.

— На принятие решения десять секунд: либо проходим прямо, навсегда забыв о Колькиных спасителях, либо рискуем. Только да или нет?

— Да, — не дослушав, ответил Гришка; Сашка Буратино, сжав кулаки, шагнул от входного люка вперед; торопливо поднялся сидевший на корточках у переборки Джумбо-Ваня; незаметно подошедшая сзади Галя-Галчонок крепко обхватила за плечи. — Поехали. Форсаж!

«Онтарио» еще можно вытащить, дав ему возможность развернуться в потоке, а для этого ламинарные (линейные) струи нужно превратить в турбулентные (завихренные) — менее плотные.

— Маша, когда промчимся перед вами, включайте форсаж и поворачивайте следом.

— Не командуй…

— Маша — красивое имя… так бы и повторял…

— А Серега — грубое…

Транспорт «Надежда», как с трамплина, нырнул вниз, пролетел в пустоте и прорвал-взлохматил стену воронки перед медбортом «Онтарио». Девчонки не оплошали, — «повисли на хвосте».

Два корабля, отключив форсаж, пошли вперед в одной связке, настороженно присматриваясь к другому незнакомому космосу.

— Черт! Черт» Черт! — Гришка Отрепьев напряженно вглядывался в экран обзора передней полусферы и часто бил кулаком по колену. Обернулся в возмущении и досаде. — Все не так. Все неправильно. Так не должно быть…

— Не кипятись. Григорий, — я также вглядывался в картину незнакомого, но обычного космоса: попутно косил глазом на экран сенсосвязи с американским медбортом. Маша-Машенька недовольно в ответ хмурилась, спасай таких… — В чем причина недоуменных взглядов, Григорий? У тебя есть причины для беспокойства?

— Нет, — ответил Гришка резко и язвительно, — просто ленивые умствования праздного после обеда ума, на подвернувшуюся нечаянно тему. Командир, мы уже десять минут в другом измерении, в другом пространстве, — штурман-стрелок снова обвел глазами боевую рубку и, едва не по слогам, как для безнадежно тупых, прояснил свое недоумение. — На экране такие же звезды, такой же космос, пусть другого рисунка, но космос и звезды, а в кабине транспорта те же самые мы. Не нормально…

— А нормально, если бы у нас выросли рога? — удивилась из-за моего плеча Галя-Галчонок.

— А с экрана простер руки Бог, — развеселился Сашка Буратино и, пытаясь изобразить картину, протянул руки к Джумбо-Ване и пробасил. — Здравствуйте, разноцветные дети мои, приветствую вас в другой реальности.

— Другой не нада, Сережья, — забеспокоился зулусский вождь. — Давай обратно, давай, где я царь и вождь, да.

— Все в наших руках, Ванюша, — я подмигнул Гале-Галчонку, приглашая к розыгрышу. — Галочка, ты уже скучаешь без подружки Джуди?

— Очень бы хотелось увидеть напарницу, — не глядя на Джумбо, лукаво улыбнулась Галя, — как она в покинутой реальности, не обижают ли мужики-здоровяки хрупкую девушку?

— Командир, поворачиваем? — с экрана больнички-изолятора глаза наивного Кольки-стажера заблестели радостной надеждой.

— Больным слова не давали, — пошутил Сашка Буратино.

— Не больной, а выздоравливающий, — разулыбался во весь рот Колька. — Так поворачиваем?

— Эй, Сережья, давай не надо, — при воспоминании о Джуди Нигерскиллер к зулусскому царю вернулись прежние страхи, и лицо заметно побледнело. — В этот пространство посмотрим-поищем планет, как Вуди-Руди.