Шрифт:
Седовласый, криво усмехнувшись, смерил юношу взглядом, потом сказал, что, с его точки зрения, они пока собрались лишь для того, чтобы поговорить, обсудить положение.
— Правильно! — согласился давний знакомый Эгето, высокий, худой, неопределенного возраста человек. Он закашлялся.
Воцарилось молчание.
— Если бы всем сразу выйти на улицу, — неуверенно предложил юноша в косоворотке. Но так как на это явно детское предложение никто не откликнулся, он смутился… На улицах вооруженные до зубов румыны… одетые в форму венгерские белые ищейки… агенты профсоюзного правительства… А коммунистические организации, которые после 21 марта, неверно истолковав идею единства, столь опрометчиво растворились среди социал-демократов, сейчас нигде… В такой ситуации… Сейчас надо трезво смотреть на вещи!.. Он удрученно молчал.
— Оппортунизм? — спросил сердитый голос.
Вновь стало тихо. Седовласый продолжал усмехаться.
— Временное отступление, — глухо сказал давний знакомый Эгето, — чтоб затем снова…
— К черту! — выпалил Надь. — А где французские, английские, итальянские и румынские рабочие?
— Да. Нам еще на тысячу лет хотят сесть на шею, — сказал молодой человек в рубашке с отложным воротничком, глядя в пространство перед собой.
По его мнению, сказал седовласый, теперь все надо начинать сначала… Ни у кого не должно быть иллюзий. Их общее дело, к сожалению, пока может рассматриваться как личная инициатива… никакая партия… сейчас не может… Взгляд его сделался неподвижным. Чтобы сохранить связь, он предлагает пока изредка собираться хотя бы для обмена мнениями, скажем, по вторникам и, быть может, по пятницам в качестве «эсперантистов». У профсоюза неофициально можно получить эту комнату… У секретаря Форста.
— Мы эсперантисты, — сказал он с улыбкой. — Возможно, потом и в другом месте окажутся эсперантисты. И вместе с ними… Ведь только пять дней назад! А пока мы будем встречаться и беседовать.
— По крайней мере какая-то надежда! — сказал молодой человек в рубашке с отложным воротничком. — Ах, черт их возьми! — Голос его дрогнул.
— Трудно! — сказал кто-то. — Одни…
— А Советская Россия… товарищи! — напомнил тогда Эгето.
Все головы повернулись к нему.
— Да! — вдруг сказала женщина со скорбным лицом. — Об этом не забывайте…
Воцарилось гробовое молчание.
— Я, видно, попал сюда по ошибке… — начал Эгето.
— Как это по ошибке? — перебил его Надь.
Эгето лишь пожал плечами.
— По ошибке, — повторил он. — И не знаю, нахожусь ли действительно среди товарищей или же… Здесь такие высказывания…
Он обвел глазами присутствующих. Седовласый и его давний знакомый одобрительно кивали.
— Впрочем, я вот что вам скажу, — продолжал Эгето. — Мне хочется думать, что я попал к настоящим товарищам, а не в компанию отчаявшихся нытиков… — Он махнул рукой. — Ведь домом тридцать пять по улице Вёрёшмарти мир не кончается… Как раз сейчас английское правительство направило в Советскую Россию генерала Хавлинсона, чтобы, к стыду своему, вернуть из Архангельска и с берегов Мурманска потерпевшие неудачу английские части. Я хочу сказать, что армия белого генерала Юденича наголову разбита под Петроградом и красные части уже подошли к границе Эстонии, что морскую пехоту французского флота пришлось оттянуть из Одессы, так как она восстала, что…
— Вот это разговор! — воскликнула девушка с гладкой прической; глаза ее искрились. — Колчака уже погнали назад, за Урал!
— Забастовки в Англии! В Италии! — вмешался человек в черном костюме. — А в Чикаго…
— Если бы пробудилось румынское крестьянство, — раздался чей-то голос, — и смекнуло бы, против кого его ведут…
— А Деникин? — перебил кто-то. — Он идет на Москву!
— И его опять разобьют, — показав кулак, сказал убежденно Надь. — У Царицына один раз уже разбили!
— И слава богу! — воскликнул молодой человек в рубашке с отложным воротничком, и глаза его заблестели.
— И слава богу! — насмешливо передразнила его девушка с гладкой прической.
Все засмеялись. Молодой человек в рубашке с отложным воротничком залился густым румянцем. Постепенно все притихли.
— Я просто так… смущенно сказал он. — По привычке!
— Царицын, — заметил кто-то, — он далеко!
— И вовсе не далеко! — Надь, побагровев, ткнул кулаком в бок юношу в черной косоворотке. — Новое наступление начнет…
— Пролетарская революция, — вмешалась женщина со скорбным лицом, — когда-нибудь здесь опять…
Все с разгоряченными лицами смотрели друг на друга и вдруг умолкли.
— Видите, товарищи, — в наступившей тишине заговорил седовласый, — мы быстро сообразили, что вовсе не… не так одиноки! Всего пять дней назад, и вот уже вновь надежда…
В этот момент раздалось четыре сильных удара в дверь. Седовласый сразу схватил учебник по эсперанто.
— Спряжение… — начал он спокойным тоном.
Очкастый открыл дверь. Вошел секретарь Форст.
— Прошу вас немедленно удалиться, — сказал Форст, — румыны…
Он обвел глазами собравшихся, кивнул и тотчас вышел. Эсперантисты, не торопясь, по одному, покидали комнату. Эгето оказался в дверях рядом с седовласым инженером; он посторонился, чтобы пропустить инженера вперед.
— Мы рассчитываем на вас, — проговорил инженер поспешно и тихо. — Если что-нибудь… Сегодня вы были на высоте!
Эгето кивнул. Приемная была переполнена, там стоял невообразимый шум. На них никто не обратил внимания.