— Что он говорит? — нетерпеливо спросил старший лейтенант.

— Эта скотина цивильный говорит, что я старший лейтенант! — перевел капрал.

— И что же?

— Он приветствует!

— Приветствует? — ядовито переспросил старший лейтенант.

— Мы убеждены в том, — взвешивая каждое слово, продолжал человек в золотых очках, — что такт, свойственный румынской королевской армии, подскажет ей разницу…

— А сейчас что он говорит?

— Что мы солдаты!

Старший лейтенант переводил взгляд с переводчика на человека в золотых очках; вся эта затея нравилась ему все меньше и меньше.

«Этот еще больший дурак, чем тот», — подумал он и вздохнул. Хоть бы переводчик явился.

— Прошу вас… — еще более расхрабрившись, продолжал человек в золотых очках. — Большинство из задержанных невиновно! — Он описал рукой полукруг. — Я, например, как старый социал-демократ, еще в семнадцатом году выступал против большевиков, когда Ленин…

— Ага! — насторожился старший лейтенант. — Это уже посерьезнее! Что он говорит?

— Подстрекает! Признается в том, что социалист! — с облегчением сообщил капрал. — Защищает Ленина! — добавил он совсем решительно.

— Насчет Ленина я тоже слышал! — подтвердил толстяк, старший сержант.

Старший лейтенант, однако, не доверял переводчику.

— Социалист? — спросил он человека в золотых очках, ткнув указательным пальцем в его галстук.

Человек в золотых очках кивнул.

— Социалист-демократ! — повторил он несколько раз и ударил себя кулаком в грудь.

Не рассчитав силу собственного удара, он закашлялся.

— В таком случае — молчать! — И старший лейтенант повернулся к унтер-офицерам. — Вы болваны! Так дальше не пойдет! Немедленно разыскать младшего лейтенанта Василеану!

Сержант тотчас же ринулся выполнять приказ, а старший лейтенант огляделся, что-то сказал еще, затем в сопровождении старшего сержанта, капрала и двух солдат перешел в соседнее помещение, представлявшее собой просторную гардеробную со скамьями и шкафами для гимназисток. Были там еще письменный стол и деревянный топчан. В зале поднялась какая-то возня. Капрал вошел опять, широко расставив ноги, остановился у двери и ткнул пальцем в человека в золотых очках.

— Вы! — сказал он.

— Я? — с надеждой спросил тот.

— Вы! — сказал капрал. — Катитесь!

— О, пожалуйста! — человек в золотых очках расцвел улыбкой и направился к выходу.

— Сюда! — гаркнул капрал. — Катитесь сюда, ко мне! Слышите? — И он сделал рукой приглашающий жест.

Арестованные в напряжении наблюдали эту сцену. Человек в золотых очках нерешительно подошел к капралу, кланяясь на каждом шагу и растерянно улыбаясь.

— Марш сюда! — скомандовал капрал, схватил человека в золотых очках за плечо и втащил в помещение гардеробной. Что происходило за дверью, этого точно сказать нельзя, достоверным оставался лишь тот факт, что минуты две прошли в относительной тишине.

— Ему наверняка выдадут пропуск и отпустят, — предположил тугоухий приказчик из магазина подержанной мебели с площади Телеки.

В этот момент из гардеробной донесся короткий крик, в котором в равной мере смешались ярость и возмущение, горестное изумление, душевная мука и острая физическая боль. Лайошка меньше чем за одну минуту насчитал десять таких, через равные промежутки следовавших звуков, которые в конце концов слились в один душераздирающий вопль. Затем наступила тишина.

— Господин Зингер, — спросил со своих колец Лайошка, — за что бьют там этого господина?

— Не будем в это вникать, сынок, — поспешно ответил Зингер.

В это время появился человек в золотых очках. Лицо его было искажено и приобрело багровый оттенок, губы тряслись от обиды, он жадно хватал ртом воздух, напоминая задыхающегося в лохани карпа. Очки в золотой оправе сползли на кончик носа. Опустив глаза, он шел к скамье, с которой незадолго до этого поднялся себе на погибель.

— Бедненький сударь, прошу вас, садитесь! — жалостливо проговорила кухарка, потерявшая при аресте тыкву.

— Не-ет, — отказался человек в золотых очках и, надувшись, ощупал себя сзади.

— Они секут розгами! — проговорил кто-то тихо. — Они просто…

Воцарилось глубокое молчание.

Человек в золотых очках сначала сопел, а затем из глаз его хлынули слезы и потекли по носу.

— Я… я… — начал он и осекся.

Из гардеробной вновь вышли капрал, понимающий по-венгерски, и толстяк старший сержант.

— Звери! — хрипло бросил Надь и, не отдавая себе отчета в своих действиях, рванулся вперед.