И эта сцена даже не была исключительно важной. Я сказала «большая» исходя только из габаритов. Декорации, что для нее отстраивались, отличались впечатляющими размерами и красотой. Да и съемки обещали стать затяжными: судя по планам Джорджии, нас ожидал длинный день с множеством дублей и сменами ракурсов.

— Тебя даже нет в этой сцене, — заявила я.

Деклан в ответ лишь пожал плечами, что я восприняла как знак согласия.

— О да, ты — истинный экоманьяк, — не удержалась я от издевки. — И какова же истинная причина твоего стремления сегодня на работу? Неужели, ты настолько наслаждаешься, мучая меня?

— Не льсти себе, — его челюсть застыла, будто высеченная из мрамора талантливой рукой знаменитого скульптора. Его подбородку можно посвящать сонеты. Уверена, миллионы девушек на моем месте сейчас бы именно этим и занялись.

Деклан отвернулся, лишая меня возможности прочесть то, что написано у него на лице, и не стал дальше продолжать беседу. Честно говоря, я шутила, говоря «мучить», но его угрюмая реакция по-настоящему заставила меня чувствовать себя неловко. И, если он здесь не для того, чтобы досадить мне, тогда зачем?

Я не стала настаивать на продолжении общения, немного опасаясь реакции Деклана. Приятным облегчением стало то, что он ни слова не произнес на протяжении всего пути и на парковке. Дек даже не попытался проследовать за мной в трейлер Маделин. Это уже начинало настораживать, учитывая тот факт, что игра на моих нервах была его любимым лекарством от скуки в перерывах между съемками и проработкой сценария. Может, он заболел.

Странное ощущение от этого утра усилилось, когда я нигде не смогла отыскать Альфреда. Вздохнув, я закусила губу от разочарования. Я ведь надеялась запустить свой новейший план по завоеванию телохранителя, заключающийся в постоянном упоминании различных фактов о спорте, пока какой-нибудь не вызовет его ответной реакции. Ничто так не сближает людей, как команда, за которую вы оба болеете. Я собиралась начать с футбола, хотя то, что он крупнее большинства игроков, возможно, делает его менее заинтересованным, по сравнению с любым среднестатистическим американцем.

Когда я открыла дверь мисс Луна как раз выходила, и нам пришлось неловко проскальзывать мимо друг друга в узком проходе, меняясь местами, под острым взглядом Маделин.

— Где все? — поинтересовалась я.

Поскольку мисс Луна уже завершила свои обычные утренние обязанности и ушла, мы с Маделин остались наедине. Отсутствие толпы не заставляло безликий трейлер казаться больше. Он был безжизненным, практически вызывающим клаустрофобию, без личностей, наполнявших пространство чем-то большим, чем привычный сухой профессионализм, что источала Маделин.

Молоденькая рыжевласка была облачена в спортивный костюм, и ее конский хвост спокойно ниспадал сзади, и был настолько длинным, что чуть ли не доставал до пят. Она иссушила бутылку воды с таким усердием, будто только что пробежала марафон, хотя я знала, что прошел как минимум час, после того как ее тренер подверг ее изнурительной тренировке.

Маделин закрутила крышку бутылки и, наконец, отметила мое присутствие своим оценивающим взглядом.

— Альфред пошел помочь Френ принести коробки с письмами от поклонников из ее машины, — фыркнула она. И я достаточно хорошо знала Маделин, чтобы понять, что ее раздражение вызвано не самим моим вопросом, я тем фактом, что я интересовалась чем-то, не связанным с ее персоной, «Девушкой в желтом платье» или работой.

Я знала, что заплачу за свое (хоть и небольшое) отвлечение, и Маделин не разочаровала.

— Почему ты отдала своего ребенка?

«— Я обязана спросить тебя, Эдли, почему ты хочешь отдать свою девочку на удочерение?»

Слова Маделин вызвали в моей памяти тот же самый вопрос, что мне задал агент по усыновлению, и эти оба вопроса начали кружить в моем сознании, словно рой потревоженных пчел вокруг их собственного улья.

Они все хотели знать почему. Но «почему» — это так просто, прямо и предсказуемо. Их истинным вопросом должно было стать «когда». Когда я решила отказаться от ребенка, за жизнь которого отдала бы свою.

Это был один единственный момент, внешне незначительный, но неизмеримый по своей сути.

Для стороннего наблюдателя, это не выглядело бы чем-то особенным: просто молодая девушка, сидящая в парке и наблюдающая за тем, как мир вокруг нее кружит в собственном ритме.

То был тяжелый день. Я жила с Кэмом в его лофте в Роли, наблюдая за тем, как жизненные обстоятельства, что я навлекла, меняют его. Я чувствовала себя бесконечно уставшей, но сон не приносил ожидаемого облегчения, изматывая меня невероятно реалистичными кошмарами.

Деревья маячили за спиной, легкий ветерок запутывал длинный подол моего платья вокруг лодыжек и, в этот раз, лето не показалось мне таким уж неотвратимым.

Я только что приобрела крендель у пекаря на деньги, что попросила у Кэма сегодня утром. Меня никогда не смущало просить деньги у родителей (и гораздо больше, чем жалкие десять долларов, которые Кэм выскреб из своего бумажника), но каждый раз, когда я просила его об этом, у меня было чувство, будто я отдавала часть своей души взамен.