Как администратор Хабаров следил на этой территории за каждым из земледельцев и требовал от них старательной работы. Он был ответственен за распорядок и дисциплину среди подвластных ему хозяев, старался решительно пресекать пьянство, азартные игры, лень, крамольные настроения. Ему было дано право сурово наказывать нарушителей и нерадивых работников, и этим правом Ерофей Павлович пользовался. Провинившегося он мог оштрафовать, наказать батогами и в исключительных случаях отправить в Илимск на воеводский суд.

Поскольку ежедневно контролировать и наблюдать за всеми своими подчинёнными Хабаров, которому надо было помимо этого решать множество иных задач, физически не был в состоянии, потребовалось создать аппарат помощников из выборных лиц. Среди них были сотские, десятники, целовальники. Они становились местными должностными лицами, отвечавшими за определённое количество людей. В соблюдении общего порядка Хабаров опирался на служилых людей из местного отряда. Среди них был и писец, или «пищик», помогавший вести делопроизводство и служебную переписку.

Занимали Ерофея Павловича и домашние дела. Однажды, глянув на Василису, он с горечью произнёс:

— Не пристало тебе в таком затрапезном обличии красоваться, Василисушка. Одежонка твоя совсем износилась. А ведь мужик твой — правая рука воеводы.

— Если бы я... — начала Василиса и запнулась.

— Знаю, что ты хочешь сказать, — перебил её Хабаров. — Если, мол, была бы ты первостатейной богачкой... Только запомни, теперь мы не нищие. Оденешься как надо.

По приглашению Ерофея Павловича из Усть-Кута прибыл приказчик именитого купца. Привёз одежонку для жены и сыновей Ерофея Павловича. Василисе достались два сарафана, разукрашенные вышивкой и бисером, и суконная кофта, отороченная мехом, а также сафьяновые сапожки. Когда Василиса всё это примерила, Хабаров строго произнёс:

— И не смей больше ходить в своих обносках. Сожги их.

Сыновьям достались кафтаны из лёгкого сукна и новые сапоги.

К Хабарову на Киренгу нередко наведывались служилые люди с Амура. У одних истёк срок службы в Даурии, и они искали для себя новое место поселения. Другие оказались людьми невезучими и влезали в неоплатные долги, надеясь на новом месте поправить свои дела и выкарабкаться из долговой кабалы. Кто-то, проникнувшись добрыми чувствами к Ерофею Павловичу, стремился посетить его, раскрыть ему свою душу. Разные люди наведывались в Хабаровку, с разными делами и исповедями.

Каждый посетитель Хабаровки начинал свой рассказ с вопроса:

— Не хотелось бы тебе, Ерофеюшка, снова оказаться на Амуре и встать во главе амурского войска?

— Московское начальство решило, что я отслужил своё на Амуре-реке. Предложена была новая служба, — в который раз сдержанно отвечал Хабаров.

— И всё-таки... — не унимался собеседник. — Если бы представилась такая оказия...

— Если бы, если бы... — бессмысленно повторял Ерофей Павлович, передразнивая собеседника и уклоняясь от ответа.

Конечно, в душе он лелеял заветную мечту и о своей амурской службе вспоминал денно и нощно. Видел перед собой голубоватую ширь великой реки. Постоянно мечтал о возвращении в Даурию. Встречая своих прежних товарищей, Ерофей Павлович жадно расспрашивал их о службе на Амуре, о событиях, которые происходили на великой реке. Не мог он не возвращаться к воспоминаниям о былых походах, о своих сослуживцах. С грустью вспоминал тех, кто погиб в стычках с маньчжурами. Вспоминались славные подвиги, совершенные его войском. Таких подвигов было немало, и они хорошо запечатлелись в его памяти.

При первой возможности Ерофей Павлович жадно расспрашивал собеседников о том, что произошло с его товарищами, оставшимися на Амуре, после того как он, повинуясь Зиновьеву, был вынужден отбыть в Москву. И вот что довелось Хабарову узнать от посещавших его друзей.

После вынужденного отъезда Ерофея Павловича во главе русского войска на Амуре остался Онуфрий Степанов. Посоветовавшись с войсковым советом, он принял решение направиться в правый амурский приток, реку Сунгари. Здесь надеялись раздобыть хлеб и лес, необходимый для постройки нескольких дощаников, в которых можно было бы разместить до 180 служилых людей. Столько их осталось в отряде после отъезда Зиновьева. Эта задача была осуществлена успешно. Отряд Степанова не только раздобыл у дючеров хлеб, но и собрал ясак, заготовил лес, связал его в плоты, после чего двинулся вниз к Амуру.

На нижнем Амуре, не дойдя до расселения гиляков, отряд зазимовал. Зимой занимались пушным промыслом и рыболовством. Собирать ясак было затруднительно, поскольку Зиновьев увёз с собой все ясачные книги, и сборщикам приходилось верить ясачным людям на слово.

Весной, когда на Амуре прошёл ледоход, у отряда Степанова уже были построены новые дощаники и отремонтированы старые. В конце мая невдалеке от сунгарийского устья люди Степанова встретились с отрядом служилого человека Михаила Артемьева Кашина — его отряд, состоявший из 52 человек, плыл навстречу. Это оказалось для него пополнением. Среди них были двое, которые сопровождали Зиновьева от Зеи до Тугирского волока. Оттуда Зиновьев отпустил нескольких человек обратно на Амур, однако не снабдил ни порохом, ни свинцом, а ограничился отпиской Степанову. В пути произошло несчастье: их судёнышко, когда река ещё полностью не очистилась ото льда, попало в водоворот, многие утонули. Среди утонувших оказался и тот, у кого была отписка от Зиновьева. Спаслись двое — Телёнков и Юрьев. Страдая от голода и холода, они направились вниз по Амуру, пока их не заметили и не подобрали люди Кашина.