«А я?..»

– Пока не знаю. Это будет ясно дня через три, когда «стервы» начнут с тобой тренинги и тесты».

«Кажется, они думают, что я ещё не могу общаться мысленно...»

Марико рассказала о визите женщин, изучавших её энцефалограмму.

Донни очень удивился.

– Это правда необычно. Как правило, способность проявляется недели через полторы-две ежедневных инъекций. Если они сказали, что ты здесь меньше недели – это действительно редкость. Я такого не встречал ещё ни разу.

«А... давно ты здесь?» – решилась спросить Марико.

– Трудно сказать точно. Здесь тяжело следить за временем. Но мне кажется, что-то около десяти лет.

Она ахнула и зажмурилась в ужасе...

– Извини... я не хотел напугать тебя...

«И ты никогда не пытался убежать?!»

– Это практически нереально. Единственный, кому удалось – Дик. Не знаю, как он это делал. Мне кажется, пользовался своими способностями. Потому что иначе это просто невозможно. И потом... куда мне бежать? Я не помню, кто я, откуда, не знаю, сколько мне лет на самом деле. Чёрный парень, которого кто-то из этих тёток прозвал «Донни»... Всё, что мне осталось из прошлой жизни – это пара тату и песни о Боге... Пока я пою – я могу жить, где угодно. Так что не всё ли равно?

Марико хотела задать ещё много вопросов, но Донни прервал её.

– Ты ешь. А то скоро придут за посудой. А я потом, если захочешь, спою тебе что-нибудь. Хочешь?

«Да...»

Марико быстро расправилась с обедом (или ужином? – сложно понять, когда в комнате нет окон), улеглась, закутавшись почти с головой в одеяло, и стала слушать Донни. Старый добрый английский гимн, столь полюбившийся чернокожим борцам за свои гражданские права, популярный уже не один десяток лет... и неизменный атрибут похоронных церемоний...

Amazing grace! How sweet the sound,

That saved a wretch like me!

I once was lost but now am found

Was blind, but now I see.

’Twas grace that taught my heart to fear,

And grace my fears relieved;

How precious did that grace appear

The hour I first believed!

Through many dangers, toils, and snares,

We have already come;

’Tis grace hath brought me safe thus far,

And grace will lead me home.

The Lord has promised good to me,

His word my hope secures;

He will my shield and portion be

As long as life endures.

Yes, when this flesh and heart shall fail,

And mortal life shall cease,

I shall possess, within the veil,

A life of joy and peace.

The earth shall soon dissolve like snow,

The sun forbear to shine;

But God, who called me here below,

Willbeforevermine.(1)

У Донни был прекрасный голос – мягкий, ясный, глубокий. По крайней мере, так ей слышалось. От него исходило удивительно светлое и обнадёживающее чувство, появилась уверенность, что так или иначе выход найдётся.

И впервые за всё время Марико смогла спокойно подумать о де Линте, попробовать представить, что он делает, о чём думает сейчас. Наверное, пытается искать её: похищения – это ведь как раз юрисдикция ФБР...

Женщина, пришедшая за посудой и тут же ушедшая, отвлекла Марико. Интересно, зачем они так стараются походить друг на друга? Все как одна – словно фабричные куклы на полке магазина. Никогда не скажут лишнего слова, не бросят ненужного взгляда. Максимальная дистанция. Для чего? Чтобы исключить любую, самую минимальную личную заинтересованность? Причём, с обеих сторон. К ним относятся, словно к подопытным крысам. Мало того – самих подопытных ставят в такое положение, чтобы они были как можно покорнее и апатичнее. Пытаются ставить. И внешне им это, похоже, удаётся. Но отдают ли они себе отчёт в том, что телепаты неизбежно будут общаться между собой? Судя по возгласу Донни при первом знакомстве, это общение запрещено и, наверное, как-то карается. Но сами «стервы» – не телепатки, и никак не могут отследить это общение! Всплески мозговой активности? Кто из них может достоверно объяснить, чем именно они вызваны? Вряд ли придуман способ узнать это, иначе общение ребят давно было бы пресечено.

Впрочем, экспериментаторши достаточно умны, чтобы не содержать вместе слишком большую группу подопытных. Или научены горьким опытом? В той картинке, что показывал Дик Уайлд, было много ребят, и они ели все вместе в столовой... А здесь их, кажется, всего человек десять. И еду разносят по «палатам». Такая маленькая группа деморализованных мальчишек никогда не решится объединиться и взбунтоваться, даже если бы стерв было мало, а их всё-таки наверняка больше.. У подопытных нет ни веры в успех бунта, ни цели, ради которой стоило бы рваться вовне. Их лишили памяти и всякого жизненного смысла, кроме того, что нужен экспериментаторшам... Новое поколение людей, надо же...