Несмотря на то, что мне по всем приметам должно было быть невообразимо скучно в этом чаще всего пустом доме, я как-то научилась даже наслаждаться спокойствием, одиночеством и тишиной. Выходила осторожно на крыльцо, ступени которого терялись где-то внизу, в зарослях то ли кустов, то ли низкорослых деревьев, садилась прямо прогретые к полудню доски пола и всматривалась в такие близкие здесь облака. Иногда мне казалось, что я могу при желании дотронуться до них рукой, но мне было лень вставать с теплых досок, и все сидела в блаженном ни о чем не думанье. Словно постигала какую-то древнюю буддийскую истину, растворялась в окружающем мире, не вычленяя себя из него. Я была и этим небом, и этими облаками, и ветром, и вековыми кряжистыми и солидными деревьями, и в то же время сама собой.

Иногда мне казалось, что домик этот вовсе не домик, а часть чего-то большего, что скрывается за той его стеной, которая подпирает скалу. Но изнутри стена была, как стена, а снаружи я никак не могла обойти дом, тем более по практически отвесному и даже на вид очень скользкому и непролазному через густые заросли леса пути.

Когда мое передвижение по пока небольшому периметру перестало причинять острую боль, я попробовала сделать что-нибудь полезное по дому, но здесь все было устроено так рационально и правильно, что вскоре оставила эти попытки.

Конечно же, я пробовала поговорить с Шаэлем всякий раз, когда он появлялся в доме. Но отвечал он, как правило, односложно. Казалось, что все, что мог, он выдал в день обвала, и теперь ему просто больше нечего сказать. Кто он? Откуда? Что тут делает? Это мне оставалось непонятным все время невольного пребывания у него в доме. Я была вполне уверена, что это именно он трубил в рог той ночью, что он так или иначе связан с легендой о волке Аштарака, но на прямые вопросы он не отвечал, а на все мои хитрости просто не поддавался.

Дня четыре спустя после нашего совместного поедания тортика, он вернулся домой в окровавленной одежде, хотя тщательно прятал это от меня, я заметила, что он ранен. Когда я неуклюже кинулась к нему, чтобы помочь, он отстранился, отвел мою руку, схватил остатки простыни, которую разорвал на бинты для меня, и скрылся на веранде. Я слышала звуки воды, очевидно, он промывал рану, затем наступили несколько минут полнейшей тишины, после чего Шаэль, чуть побледневший, но уже в чистом и без признаков крови на одежде зашел в комнату.

— Кто это?

Видимо, в моем голосе прозвучал такой неприкрытый ужас, что он соизволил мне все-таки ответить:

— Шакалы.

— Разве они нападают на людей? — удивленно и все так же испуганно спросила я.

— Вообще-то, на людей могут тоже. — Чуть подумав, ответил Шаэль. — Но в этот раз на осликов. Они не оставили этой мысли.

— Ослики погибли? — мне стало плохо, и очевидно я позеленела.

— Нет. — Выдавил из себя раненный герой. — Они испуганы, но не пострадали. Хотя могли.

Я хотела спросить его ещё о чем-нибудь, хоть о чем, лишь бы он не молчал, как всегда, но он уже полез за матрасиком. Видимо, ему действительно было плохо и очень хотелось прилечь. Я кинулась тащить Шаэля на его законную кровать, но он твердо сказал «Нет». И опять завалился на пол в углу. К утру на белой футболке проступила и засохла кровь, и я поняла, что у него была содрана кожа на боку. Тем не менее, это не остановило его, и чуть придя в себя, Шаэль опять отправился куда-то, оставив меня совершенно одну. Но с пакетиками «Доширака». «Никакой солидарности двух раненых людей», — с обидой подумала я тогда.

Через неделю такой жизни Шаэль наконец-то пришел с новостью, которую сразу же мне озвучил. Без всяких моих просьб и хитростей.

— Завал разобрали, — сказал он, и на его лице не отразилось никаких эмоций. — Собирайся, я отвезу тебя к деревне.

— Я, наверное, и сама уже могу, — робко сказала я, не зная, радоваться или огорчаться. Мне хотелось домой, но прямо сейчас осознала, что в этом странном домике мне было совсем не плохо. И на краткий миг во мне промелькнуло подозрение, что я буду скучать по этим странным, практически медитативным дням и уютным, хотя не менее странным вечерам.

— Нет, не можешь. Во-первых, нога ещё не совсем зажила. Во-вторых, извини, но я должен буду завязать тебе глаза.

— Зачем?

— Извини, я же сказал, что это не моя тайна. И, Лиза.... — Шаэль осекся, словно ему было неудобно говорить. — Ты должна пообещать, что никому не расскажешь об этом доме. И обо мне.

Это-то как раз, сама не знаю почему, но я понимала. Поэтому просто кивнула в знак согласия.

— Мы же увидимся ещё? — спросила я его.

— Конечно. Ведь у тебя осталась моя очень важная вещь. Ты же помнишь?