Я прислушалась к дыханию Дома. Странно, но он, кажется, так и не проснулся. Вернее, он-то и не спал совсем в этом бедламе, но почему-то предпочел поднять на ноги и идти разбираться меня, а не Лию. Я вдохнула тишину в соседней комнате, и поняла, что подруга просыпаться и не думает.

«Ладно», — подумала я, сунула ноги в выстуженные за ночь меховые тапочки, и глянула на часы. Полпятого утра. По китайскому гороскопу это час Тигра. Логично. Два недотигра вопят под окнами. Я имею в виду, конечно же, Джаз и Армстронга. Кому ещё, кроме этих двух вечно свингующих кошаков, понадобилось оглашать окрестности дикими утробными звуками?

По лестнице я спустилась тихо, потому что очень хотелось застать ораторов на месте преступления, не вспугнув раньше времени. Вообще-то я была уверена, что третьим на этом утреннике непременно будет уже известный мне Рыжий. Соседский котяра, который с переменным успехом претендует на часть территории, доставшейся по праву первородства Джаз и Арму. Но я ошиблась. Серая, чуть распластанная тень метнулась за угол дома, как только я показалась на ещё темном и чуть заваленном спросонья горизонте. Я специально неудачно бросила вслед беглецу щепку, подобранную тут же с земли. Из чуть приоткрытого окна торчали четыре уха. Джаз и Арм сидели на подоконнике, продолжая что-то высказывать уже растворившейся в темноте сада серой тени неизвестного мне животного. Я укоризненно покачала головой, запихнула кошек в дом, и закрыла окно с внешней стороны. Воцарилась блаженная тишина. Повозившись на постели, чтобы уютнее укататься в одеяло, я вдруг подумала: «А почему кошки не вышли из дома, а прогоняли незнакомца из окна? Почему они его боялись?».

За завтраком, когда я рассказала эту историю, мудрая Лия тут же выдвинула свою прекрасную версию:

— Это, наверное, был енот. Он иногда приходит в наш сад, чтобы обобрать черешню. Алекс пытался охотиться на него, но этот мерзавец очень хитрый. Из-за него вот уже не первый год остаемся без черешни.

— Черешня же спеет летом?

— Ну, может, он что-нибудь забыл здесь летом, а теперь вспомнил и вернулся, — засмеялась Лия.

— В час Тигра.... — задумчиво произнесла я.

— Что?!

— Время между тремя часами ночи и пяти утра называется часом Тигра.

— Ух, ты! А ведь точно. Ну, такой вот тигровый енот хулиганит у нас в саду. — Тут же обыграла ситуацию моя подруга и шикнула на Джаз, которая, как всегда утром, болталась у неё под ногами, в справедливом ожидании еды:

— Идите мышей ловите, кошки! Ешьте то, что добыли, дармоеды! Тоже мне, тигры. Енота прогнать не можете.

Впрочем, кошачьего корма Лия им все равно насыпала. Она всегда так делает: сначала попрекает кошек куском хлеба, а потом все равно кормит. Но мышей они и так ловят. Не от голода, а от врожденного охотничьего азарта и хорошего расположения к хозяевам.

Но почему они так испугались знакомого им енота? Или это все-таки был не енот? Я вышла на крыльцо спросить у птиц. Но они молчали, зябко нахохлившись в ожидании неизбежных холодов. И холода не замедлили наступить.

Снег пошел через несколько дней. Он начал валить во второй половине дня, ближе к вечеру. Все сделалось белым-бело, словно на деревню накинули перьевое душное одеяло. Пока ещё работала связь, Лия передала бесконечные поцелуи Алексу, который остался зимовать эти снежные две недели внизу. На ещё не успевшие состариться и облететь листья некоторых очень оптимистичных деревьев комками ложился и застревал белый налет. Вскоре вся улица превратилась в пестрое бело-зеленое пространство. Она приняла вид таинственный и незнакомый. Словно мы за три часа переместились в иное измерение. В этом незнакомом доселе мире, словно в вате, тонули слова и мысли, а двигаться стало невыносимо лень.

— Нас уже пригласили на глинтвейн, — как-то уж слишком подчеркнуто жизнерадостно произнесла Лия, — соседи, которые через два дома от нас.

— Это в доме с острой, почти готической крышей? У них ещё собака такая мелкая, но очень брехливая. — Лениво прореагировала из-под пледа я. Чашка горячего чая приятно грела руки, которые постоянно зябли.

— Ну, да, — Лию словно обрадовала моя осведомленность. — Они самые. Я думаю, мы будем самыми востребованными девушками на этом глинтвейновом балу. Доставайте ваши танцевальные книжечки, барышни! — пропела она.

Я вздохнула. Доброта Лии не знала предела.

— Сомневаюсь. Я же говорила тебе, что, кажется, поссорилась с Ануш. Меня навряд ли теперь куда-нибудь пригласят. Так что доставай свою танцевальную книжечку сама. А мне и здесь хорошо, — по-старчески проворчала я, ещё больше уходя в теплый мягкий плед. — Нет у меня никакой книжечки. Ничего у меня нет....

— Бедная ты моя, несчастная, — опять запела Лия. — Неужели ты думаешь, что Ануш столь стервозна, что из-за какой-то ерунды объявит тебе бойкот? Что ты такого могла ей сделать? Розы её знаменитые обломала?

— Можно сказать и так, — я подумала, что с точки зрения Ануш совращение Шаэля, наверное, выглядит, как покушение на цвет розы. Ну, как там говорят в романе: «сорвал цветок моей девственности». Мне стало смешно, я даже хрюкнула, и высунула нос из пледа.

— Не валяй дурака, — Лия кинула в меня тапком, которым она всегда швыряла в разошедшихся Джаз и Арма. — Опыт пития аштаракского глинтвейна ты можешь получить только в Аштараке во время большого снега. И нигде больше. Даже если тебе придется сразиться с Ануш за право участвовать в этом событии, ты сделаешь это! Иначе никогда себе не простишь.