— Как это удивительно! — Аннике показалось, что мыши в плексигласовых контейнерах действительно играют с ватными шариками. — Скажи, а что бы произошло, если бы Ларс-Генри оказался прав?

Биргитта Ларсен на мгновение оглянулась, посмотрела на Аннику, а потом принялась просматривать содержимое какой-то папки.

— Ты имеешь в виду, что бы случилось, если бы Эрнст действительно решился на обман и представил поддельные результаты? То есть что бы произошло, если бы кто-нибудь сумел это доказать?

— Да, как бы это сказалось на карьере Эрнста?

Биргитта некоторое время молча продолжала листать папку, а затем ответила:

— Если бы кто-то доказал, что он лжец? Как ты сама думаешь, что бы с ним стало?

— Наверняка он не стал бы председателем Нобелевского комитета, — предположила Анника.

Биргитта Ларсен закрыла папку и нетерпеливо выглянула в коридор.

— Его карьере пришел бы конец. Возможно, он смог бы устроиться ассистентом в какую-нибудь больничную лабораторию, да и то не в Стокгольме.

Она поставила папку на полку.

— Мыши — не общественные животные, — сказала она. — Самки еще могут существовать совместно, но самцы убивают друг друга при первой возможности. Крысы, напротив, стайные животные. Они дальше по коридору. Иногда для опытов мы используем и кроликов. Они в следующем отсеке. Вообще, в виварии больше двух тысяч животных.

— Вы не используете кошек, собак или обезьян? — поинтересовалась Анника.

— Их использовали, но это было давно. В конце восьмидесятых было принято новое законодательство, запрещавшее их использование в качестве подопытных животных. Умерла целая индустрия. Но раньше этих животных было много и здесь.

Биргитта закрыла дверь, и они пошли дальше, прошли мимо двери с надписью «Забой» и вошли в следующую комнату, похожую на операционную.

— Ты не видел Бернарда Торелла? — спросила профессор Ларсен у молодого человека, бравшего кровь у сидевших в ящике грызунов.

— Что это такое? — спросила Анника, указывая на стоявшее на одном из столов хитроумное стальное приспособление.

— Это стереотаксический инструмент, — ответила Биргитта Ларсен. — Вот это захват, с помощью которого животное фиксируют на месте. Там на стене — инструменты для анестезии. Животных сначала обезболивают, а потом оперируют. Видишь, это винты и сверла. В черепе мыши или крысы проделывают отверстие, а потом в мозг с микронной точностью вводят зонд. Это малый аппарат, у нас есть аппараты и больше.

Анника смотрела на приспособление, испытывая внутреннюю дрожь. Она представила, как бедную зверюшку зажимают в это орудие, ощетинившееся иглами и колесиками.

— А, вот и ты наконец! — воскликнула профессор и устремилась дальше по коридору. — Видишь, в каких ужасных условиях нам приходится работать?

Человек ответил, но Анника не расслышала, что именно. Она не могла оторвать взгляд от операционных инструментов на краю стола.

— Что это? — спросила она у молодого человека, который только что закончил забор крови у мышей.

— Это инструменты, — ответил он. — Скальпели, зажимы, иглодержатели, пинцеты, щипцы…

— Но животным не больно?

Молодой человек застенчиво улыбнулся.

— Они находятся без сознания, когда мы их оперируем, но если животное надо убить, мы просто увеличиваем дозу.

— Вы всегда пользуетесь лекарствами, когда убиваете животных? — спросила Анника, оглянувшись на дверь с надписью «Забой».

— Самый простой способ убить мышь — это резко потянуть ее за голову. Происходит разрыв спинного мозга и наступает мгновенная смерть. Более крупных животных мы помещаем в ящик и заполняем его смесью кислорода и углекислого газа.

Газовая камера, подумала Анника, не забыв кивнуть.

Биргитта Ларсен вернулась вместе с Барнардом Тореллом. На нем тоже красовалась синяя шапочка.

— Это Анника Бенгтзон, — сказала профессор.

Анника и Торелл, не снимая латексных перчаток, обменялись рукопожатиями.

— Такие докторанты, как ты, — будущее нашей науки. — Торелл широко улыбнулся.

Биргитта Ларсен рассмеялась:

— Анника — газетный репортер. Она собирается описать мир научных исследований. Анника, не хочешь написать о Бернарде? Он обещает помочь с финансированием ремонта лабораторного корпуса.

— Я пока рассматриваю это как предмет для переговоров, — ответил Бернард Торелл, улыбнувшись и Биргитте Ларсен.

— Нет, ты только представь себе: ярко-желтые стены, мягкая цветовая гамма узора, лучшее освещение, удобные полы.

Она обернулась к Аннике.

— Бернард — просто находка для нашего института, — сказала она, беря доктора Торелла под руку. — Мы так рады, что ты здесь!

Она похлопала его по латексной перчатке.

— Никлас, проводи, пожалуйста, к выходу госпожу Бенгтзон.